Это был год крысы по вьетнамскому Лунному календарю. Год неспокойного солнца, как его называли другие. Год начала конца…

Это была его вторая командировка в Индокитай — во время первой он работал под чужим именем, и ему хотелось надеяться, что он остался не раскрытым противником. Возможно, так оно и было — потому что его не похитили и не убили до сих пор. Хотя возможностей к этому было предостаточно. Эту командировку он работал официально, как флота капитан — лейтенант Владимир Воронцов, подданный Императора Российского. Член миссии военных наблюдателей Парижской контрольной комиссии. Теоретически — лицо, защищаемое международным правом и потому — неприкосновенное. Практически — война уже перешла в ту стадию, когда обе стороны озверели, и от любой из них — можно было ждать всего, чего угодно. Поэтому, помимо положенного ему по чину пистолету, он обычно носил еще пистолет пулемет, пряча его под одеждой и в сумке. И гранату — хотя бы для себя.

Он жил в Хюэ, столице Аннама, которая располагалась почти по геометрическому центру некогда единой страны, недалеко от проклятой пятнадцатой параллели. ДМЗ — демилитаризованная зона. При произнесении этого короткого и емкого термина — смолкали разговоры и повидавшие виды мужики умолкали и заказывали еще по одной, чтобы выпить не чокаясь. За тех, кто навсегда там остался…

Это был шестьдесят восьмой, год неспокойного солнца. Год, когда молодежь многих стран вышла на улицы своих городов, чтобы сказать — нет войне! Год, когда в Париже протестующие — восстали против порядков, навязанных стране Германией, ставшей Священной Римской Империей. Год, когда в полную силу творили легендарные Битлз, самая успешная рок-группа всех времен и народов — группа распадется в семидесятом, когда станет понятно, что нет… нет выхода впереди. Гремел «Клуб одиноких сердец Сержанта Пеппера»[32]. Год, когда по всем Североамериканским Соединенным Штатам — поднялось движение хиппи, чтобы скончаться так же неожиданно и быстро пару лет спустя. Год свободной любви, которую пытались противопоставить накатывающему на мир безумию.

А здесь — это был год тяжелейшей войны. Год, когда президент САСШ отдал приказ — бомбить, бомбить и бомбить. Бомбить, пока не сдадутся. Вбомбить их в землю. Это был год, когда численность североамериканского контингента в ЗАПТОЗ, западной части тихоокеанской зоны достигла трехсот шестидесяти тысяч, максимума за все время войны. Помимо североамериканцев — в Индокитае были развернуты русские морские пехотинцы, их численность тоже росла и достигла восьмидесяти тысяч человек. В Индокитае они были известны под общим позывным, который знали и американцы — позывной этот стал легендой. Все русские — работали под позывным «Спутник»[33].

И не все, кто работал здесь… не все, но многие понимали, что здесь — точка излома. Точка излома в судьбе того мира, который строили их отцы и даже деды начиная с начала века. Мира, в котором властвуют белые — если они уйдут отсюда, это будет не так. Но в этом мире — было и нечто хорошее, некие рамки, за которые не переходил никто. Здесь — их перешли… наверное, все без исключения. И все понимали, что если случится новая Великая война, приказ «бомбить, бомбить и бомбить» будет отдан снова…

И будут бомбить…

Капитан Владимир Воронцов жил в старом квартале Хюэ под своим собственным именем. Для своего титула — а он был потомственным дворянином и князем — он жил скромно, снимая третий этаж в некогда шикарном городском особняке, принадлежащем бывшим придворным последней династии Нгуенов. Сейчас в доме жила мадам Ла, пожилая, веселая и общительная вдова, вьетнамка, но с примесью французской крови. Она была буддисткой, но знала и уважала христианскую веру, в ней была большая примесь китайской крови, в двадцать лет она вышла замуж за шестидесятилетнего придворного, вскоре похоронила мужа и еще больше десяти лет пробыла при дворе в качестве вдовы. Затем, после восстания сорок пятого года и падения династии Нгуенов — она жила в городе, имела какой-то доход с принадлежащих покойному мужу плантаций, ходила на рынок и развлекалась, как развлекаются все женщины на закате жизни — сплетнями, слухами и пересудами. Ходили слухи, что она как то связана с Вьетконгом, сетью террористического сопротивления — но слухи оставались только слухами.

Капитан Воронцов снимал у нее весь третий этаж. Вообще то, она неохотно пускала гостей — но капитан видимо очаровал ее своими манерами и своим знатным, очень высоким происхождением — из высшего слоя русского потомственного дворянства. Платил за постой он не так много — около ста долларов за месяц, это примерно сто восемьдесят тысяч пиастров в пересчете на существовавший тогда курс. За эти деньги — он располагал всем третьим этажом особняка, состоявшим из двух огромных комнат и большой террасы, откуда открывался вид на живописную улицу старого Хюэ. Кстати, особняк этот — был не совсем особняком. Если вы не знакомы с архитектурой тогдашнего Хюэ — то скажу, что строились тогда очень плотно, и даже дорогие дома — имели общие стены с соседними домами, а их ряд и ряд домов напротив — образовывал улицу. Дома строили не по единому проекту, совершенно разные и рядом с двухэтажным домом мог стоять пятиэтажный, у которого общие с двухэтажным только две стены, а рядом с шикарным особняком — китайский владелец дома мог открыть на первом этаже лавку колониальных товаров., отчего у дома будет не протолкнуться. Сейчас обычно такую застройку называют английским словом «таунхаус» — но тогда такого слова не знали. Да и не бывает таких таунхаусов, когда рядом с пятью этажами — два, а на первом этаже то тут, то там — лавки.

Но там — так оно и было.

Капитан Воронцов за год с небольшим привел в порядок дом, чем окончательно покорил вдову, повесил везде стальные ставни и сменил электропроводку — прежняя была постоянной угрозой пожара, особенно в условиях такой сырости, какая была в Аннаме и в Хюэ. Капитан вел скромный и даже скучный образ жизни — он просыпался рано утром, делал зарядку, потом уезжал на работу, возвращался иногда в шесть часов вечера, иногда за полночь, иногда и вовсе на следующий день. В Хюэ было немало борделей, в том числе великосветских, и было немало бывших придворных дам, в которых причудливо смешивалась французская, китайская и аннамская кровь, и которые с большим удовольствием пошли бы в содержанки. Коллеги капитана по контрольной комиссии, ошалев от