– Обмена не будет, – поставил точку в коротком споре Гай.

На этот раз никто не возражал.

Солнце, склонившись, теперь развернулось и светило в правый иллюминатор. Пробравшийся в пустой отсек солнечный зайчик чертил по переборке кривую гиперболу, подбираясь к потолку. Гай бездумно следил за его движением, беззвучно шевеля губами. Наступал вечер. За ним будет ночь. Их первая ночь на барже. Ожидая ее, он ругал себя лишь за то, что не успел высказать все, что хотел. Почему-то емкие, сильные аргументы пришли после. Когда он уже остался один. И теперь он высказывал их сам себе, удивляясь, почему никто до них не додумался сам? Почему за всех должен думать именно он? Ведь и так должно быть всем очевидно, что дай они врагу воду, и враг станет сильнее. Элементарная истина! Это ведь всего лишь небольшая отсрочка, пока враг не найдет путь в трюм. Шак, так же как и Гай, понимает, что баржа должна принадлежать кому-то одному. Создавшееся положение долго длиться не может. Желающий выжить должен владеть как трюмом с водой, так и верхней палубой с едой.

Тихо скрипнув дверью, пригнувшись, чтобы не задеть низкий подволок, в отсек вошел Тобиас. Он молча застыл у иллюминатора, заслонив солнечного зайчика, так и не успевшего добраться выше привинченного к стене плаката с инструкциями по действиям при пожаре. В воздухе повисла невыносимая тишина, которая давила Гаю на плечи, будто на них обрушилась вся палуба вместе с бандой Шака. Тобиас словно терзал его молчанием, подчеркивая, что теперь он заодно с остальными, объявившими ему бойкот.

– Тоби, – первым не выдержал Гай. – Мы должны были так поступить.

Тобиас не ответил, продолжая с удвоенным вниманием разглядывать пустынный горизонт.

– Вспомни, кто у нас над головой. Один Яхо чего стоит! Это его ты хочешь напоить водой?

– Кстати, о воде, – вдруг заговорил Тобиас. – Я раздал каждому по половине плафона.

– Правильно! – обрадовался Гай наметившемуся диалогу.

– Твоя доля стоит под дверью в восьмой отсек.

– Хорошо, Тоби, я возьму. Как Сид?

– Скажу так: куда хуже, чем ты. Судя по тому, что ты не бросился за своей долей, тебя даже не мучает жажда, не говоря о голоде. Ты словно из железа. Кем ты был до отчуждения?

– Сейчас это не имеет никакого значения, – смутился Гай.

– А все же?

– Давай, не в этот раз.

– Почему? Я хочу тебя понять. И так, ты был…?

– Я был переписчиком.

– Вот как?! – не смог скрыть удивления Тобиас. – Тогда понятно. Я помню, как переписчик принес повестку на утилизацию моему отцу. Отец так и не успел войти в неприкосновенный правительственный кластер, хотя очень старался и посылал им один за другим проекты по спасению города. Помню, что у переписчика были белые глаза протухшей рыбы. Он даже не дал отцу время, чтобы дождаться возвращения моей матери. Она тогда была на каком-то из островов вельмож. Лечила кого-то из них. Они с отцом так и не попрощались. Почему же ты тогда здесь, Гай? Люди твоей профессии не знают жалости и не совершают ошибок.

– Совершают, Тоби. Я дал время попрощаться. Целых три дня. И сейчас я прошу эти три дня, чтобы спасти вас.

Тобиас смущенно двинул скулами и произнес:

– Даже не верится, чтобы переписчик мог дать отсрочку в три дня. Моему отцу так не повезло. Тебе не позавидуешь. У тебя была всеми презираемая работа. Наверное, это тяжело – всегда чувствовать всеобщее презрение?

– Тяжело. Хотя закаляет, и с другой стороны, вы своим молчанием ничем новым меня не удивили. Издержки профессии – привык.

– Ты все же забери свою воду, – окончательно оттаял Тобиас. – Кто-нибудь увидит и обязательно выпьет. А новую долю я тебе не дам. Если уж жесткие правила, то жесткие для всех.

– Тебе бы в переписчики, – улыбнулся Гай. – А как остальные? У Дрэда, я заметил, посинела рука? Если у него начнет гнить рана, мы его потеряем.

– Им занимается Святоша. Он додумался достать в иллюминатор океанскую воду и заставил Дрэда держать в ней руку. Святоша говорит, что соль должна прижечь его раны. Не знаю. Мне так кажется, что она скорее их разъест. Во всяком случае, она их простерилизовала.

– А Метис? Уже очухался?

– Да что ему станется? Я переживаю за Сида. Когда я его оставил в четвертом отсеке, то даже не понял, он то ли уснул, то ли потерял сознание?

– Давай пойдем, посмотрим. Скоро духота спадет, ему станет легче.

– А как же люк? – Тобиас кивнул на открытую щель.

– Закроем, – легко решил проблему Гай. – На ночь держать его открытым нет смысла. Вентиляцию начнем с утра.

Он потянул запорный рычаг, на всякий случай толкнул люк плечом и, удостоверившись в его надежности, спрыгнул с трапа.

– В четвертом?

– Да. Я там соорудил Сиду койку из обломков настила.

Тобиас толкнул дверь в пятый отсек, переступил через ноги расположившегося прямо на проходе Метиса и вдруг замер, прислушиваясь. Через следующую переборку отчетливо раздавался приглушенный сталью вой. Жалобный, прерываемый всхлипываниями вой неожиданно перерос в захлебывающиеся рыдания и вдруг стих, чтобы через секунду вновь затянуть рвущий душу стон.

– Сид! – узнал голос Тобиас.

– А кто же еще? – недовольно проворчал Метис. – Он там воет с полчаса. Когда он уже у тебя сдохнет?

Гай с Тобиасом ворвались в следующую дверь и остановились, вглядываясь в темные углы. На сооруженной Тобиасом койке Сида не было. Но рядом, за сваленным в кучу хламом из обломков корабельной мебели, показалось едва уловимое движение.

– Сид? – тихо позвал Тобиас.

Сид замер и вдруг заголосил, выползая на четвереньках к ногам Гая. Из его рта валила желтая пена, и Гай невольно отшатнулся. В руках Сид сжимал увесистый брусок такого же желтого цвета с глубокими отметинами зубов. Обтерев рукавом рот, он снова вогнал в него зубы и, безумно оскалившись, пожевав, выпустил новую порцию пены.

– Что это? – Тобиас потянулся к рукам Сида.

– Мыло, – ответил Гай.

– Мыло? Откуда он его взял?

– Где-то нашел, – Гай склонился, заглядывая в лицо Сиду. – Тоби, он сошел с ума?

– Не знаю.

– Но ты же сам видишь?

– Может, приступ.

– Я уже видел его приступы. Это не то.

– А что ты хотел?! – вдруг вспыхнул Тобиас. – Это ты его довел! Ты мог сделать Шаку всего одну уступку и этого бы не произошло! Всего один обмен, который ничего бы не решил, но дал Сиду надежду! Но ты решил нам показать твердость переписчика! Гай, всемогущий и непримиримый! Бескомпромиссный и безжалостный! Вот твоя презираемая всеми работа! Ты даже на баржу умудрился ее притащить! – Тобиас ткнул пальцем в Сида. – Ты этого хотел? Ты этого добился!