— Это невозможно, — сказал я. — Что касается вас, это еще пойдет. Что же до меня, то у меня нет денег.

— Но это одно и то же.

— Взгляните в зеркало, — сказал я. — Это вам все равно, потому что у вас они есть.

— Я не решусь сказать Лу. Ей ведь только пятнадцать лет. Я рассмеялся.

— Уж не кажется ли она вам младенцем в ползунках? Вам должно быть известно, что в семье, где есть сестры, младшая узнает все примерно тогда же, когда и старшая. Если бы у вас была сестричка десяти лет, она знала бы столько же и то же, что и Лу.

— Но Лу еще малышка.

— Конечно. Для этого достаточно взглянуть на то, как она одевается. Духи, которыми она себя поливает, тоже свидетельствуют о ее полной невинности. Надо предупредить Лу. Повторяю, вам необходим посредник между вами и родителями.

— Я бы предпочла, чтобы об этом никто не знал. В моем смехе прозвучала вся злость, на какую я только был способен.

— Что, вы не так уж гордитесь типом, которого себе откопали? Губы ее задрожали, и я подумал, что она вот-вот расплачется. Она встала.

— Почему вы говорите мне колкости? Вам нравится делать мне больно? Я не хочу ничего говорить, потому что мне страшно…

— Страшно?..

— Страшно, что вы бросите меня до того, как мы поженимся. Я пожал плечами.

— Вы думаете, если бы я хотел бросить вас, женитьба меня бы остановила?

— Да, если у нас будет ребенок.

— Если у нас будет ребенок, я не смогу добиться развода, это верно; но этого будет явно недостаточно, чтобы помешать мне бросить вас, если мне этого захочется…

На сей раз она расплакалась. Она упала на стул, чуть наклонив голову, а слезы текли по ее круглым щекам. Я понял, что слишком поторопился, и подошел к ней. Положил ей руку на шею и погладил по затылку.

— О, Ли! — сказала она. — Этотак непохоже на то, как я себе это представляла. Я думала, что вы будете счастливы заполучить меня насовсем.

Я сказал в ответ какую-то глупость, и тут ее стало рвать. У меня ничего не было под рукой, никакой салфетки, и мне пришлось побежать в крохотную подсобку за тряпкой, которой уборщица вытирала пыль в магазине. Думаю, она была в таком состоянии из-за беременности. Когда она перестала икать, я вытер ей лицо ее носовым платком. Ее глаза, словно умытые, блестели от слез, и она глубоко дышала. Туфли ее были испачканы, и я вытер их куском бумаги. Запах выводил меня из себя, но я наклонился и поцеловал ее. Она яростно прижала меня к себе, безостановочно что-то шепча. С этой девицей мне не везло. Вечно больна, то потому, что перепила, то — потому, что перетрахалась.

— Уезжайте побыстрее, — сказал я ей. — Возвращайтесь домой. Полечитесь, а потом в четверг вечером соберите чемодан и удирайте. Я приеду к вам в ближайший понедельник. Она вдруг сразу воспряла духом и недоверчиво улыбнулась.

— Ли… это правда?

— Конечно.

— О, Ли… я обожаю вас… Знаете, мы будем очень счастливы.

Она была совсем незлопамятна. Вообще девушки не так склонны к быстрому примирению. Я поднял ее со стула и погладил ей сквозь платье груди. Она напряглась и откинулась назад. Она хотела, чтобы я продолжал. Я-то предпочел бы проветрить комнату, но она вцепилась в меня и одной рукой стала расстегивать на мне пуговицы. Я задрал ей платье и взял ее на длинном столе, куда клиенты клали, перелистав, книги; она закрыла глаза и казалась неживой. Когда я почувствовал, что она расслабилась, я продолжал, пока она не застонала, а потом кончил ей на платье, и тогда она поднялась, прижав руку ко рту, и ее снова стошнило.

А потом я поставил ее на ноги, застегнул на ней пальто, почти донес ее до машины, пройдя через заднюю дверь в глубине лавки, и усадил ее за руль. У нее был такой вид, что казалось — сейчас в обморок упадет, но ей все же хватило сил почти до крови укусить меня в нижнюю губу; я не шелохнулся, а потом смотрел, как она уезжает. Думаю, машина сама, на ее счастье, находила дорогу.

А потом я вернулся к себе и принял ванну — из-за этого запаха.

До этого момента я не задумывался о трудностях, в которые меня может вовлечь намерение уничтожить этих девиц. Сейчас вдруг у меня появилось желание все бросить и продолжать продавать книги, не портя себе кровь. Но надо было, чтобы я это сделал ради малыша, и ради Тома, и ради себя тоже. Я знавал типов, которые попадали в ситуацию, сходную с моей, которые забывали о своей крови, и становились на сторону белых в любых обстоятельствах, и, не колеблясь, наносили удар черным, когда представлялась такая возможность. Таких типов я тоже не без удовольствия убил бы, но дело надо делать постепенно. Сначала девицы Эсквит. У меня было немало шансов прикончить других: вся эта мелюзга, с которой я водился — Джуди, Джики, Билл и Бетти, но это не представляло никакого интереса. Малопрезентабельно. Эсквит — это будет мой первый опыт. Потом, думаю, выпутавшись, я смогу ликвидировать какого-нибудь значительного типа. Не сенатора, но что-нибудь в этом роде. Мне немало требовалось, чтобы успокоиться. Но сначала надо было поразмыслить о том, как выкарабкаться после того, как обе эти сучки умрут у меня на руках.

Лучше всего было бы замаскировать это под несчастный случай на дороге. Люди стали бы задавать вопрос, что им понадобилось возле границы, но об этом забыли бы, как только было бы произведено вскрытие тела Джин и обнаружилось, что она беременна. А Лу, так она просто поехала вместе с сестрой. Я же здесь не причем. Вот только когда я буду в безопасности, а дело закрыто, я все скажу ее родителям. Они узнают, что их дочку поимел негр. К этому моменту мне нужно будет поменять на какое-то время обстановку, а потом не останется ничего другого, как опять начать. Идиотский план, но самые большие идиоты — те, кому все удается наилучшим образом. Я был уверен, что Лу явится туда через неделю после нас; эта девица была в моих руках. Поездка вместе с сестрой. Джин вела машину, а потом вдруг приступ тошноты за рулем. Что может быть естественнее? У меня будет время выскочить. Я непременно отыщу подходящую для этой игры местность в тех краях, куда мы поедем… Лу будет сидеть впереди возле сестры, а я — сзади. Сначала — Лу, и если Джин выпустит руль при виде этого, дело будет сделано.

Но эта комбинация с мотором нравилась мне лишь напполовину. Прежде всего, это было не ново. И потом — это важнее — слишком быстро все будет сделано. Нужно, чтобы у меня было время сказать им — почему, нужно было, чтобы они поняли, что они в моих лапах, чтобы отдали себе отчет в том, что их ждет. Машина… но это потом. Машина — это завершение. Думаю, что я придумал. Сначала увезти их в тихое местечко. А там прикончить. Имея к этому основания. Потом в машину — и несчастный случай. Столь же просто, сколь и удовлетворительно. Да? Вот так?

Я еще подумал об этом некоторое время. Я начинал нервничать. А потом я послал все эти идеи к черту и сказал себе, что получится не так, как я придумал, и тут я вспомнил малыша. И еще я вспомнил свой последний разговор с Лу. Что-то начало получаться у меня с этой девицей, и теперь прорисовывалось четче. И это стоило того, чтобы рискнуть. Тачка, если получится. Не получится — ну, что же. Граница оттуда недалеко, а в Мексике не существует смертной казни. Думаю, что все это время в голове моей неясно маячил этот другой проект, который сейчас обрел форму, и я сообразил, что к чему.