Мне всегда казалось, что для самой Лашко ее постоянные проигрыши великой китаянке давно стали делом привычным и не вызывающим особых расстройств и переживаний. Слишком давно уверился прыжковый мир в том, что обыграть худенькую Гао простому смертному ну никак не под силу. А значит, позора и повода для печали в этом случае не может быть никакого.

«Можешь ты наконец у нее выиграть?» – спросила я в сердцах Ирину накануне Игр. «Я все могу», – ответила она, вальяжно развалившись в кресле в крохотном номере спортивной гостиницы. И вдруг, совсем по-детски, жалобно добавила: «Ну не получается у меня пока. Вот закончит она выступать после Олимпиады, тогда и разберемся со всеми остальными».

«Остальных» в Барселоне, как выяснилось, для них двоих просто не существовало. Даже чемпионки Европы и Америки – Хайдемари Бартова из Чехословакии, немка Брита Балдус, Джули Овенхауз из США – прыгали как бы сами по себе, борясь за иные, нечемпионские места.

«Десятка», полученная Ириной уже за второй прыжок, свидетельствовала о том, что впервые за восемь лет у судей появился новый фаворит. Перед седьмой серией – уже в произвольной программе – преимущество Лашко составляло пять баллов: не то чтобы солидно, но, учитывая, как легко дались ей все эти шесть попыток, можно было начинать успокаиваться. И вдруг…

Все рухнуло в один момент. Жалкие 37,8 балла, полученные Ириной в сумме за сложнейший прыжок, отбросили ее – она оказалась на 24 балла позади китаянки. Синтия Поттер, бронзовый призер монреальской Олимпиады в прыжках с трамплина, а в Барселоне – комментатор NBC, которая так же, как и я, отчаянно болела за нашу спортсменку, внезапно севшим голосом прошептала: «Вот и все. Это – Олимпийские игры, ты знаешь…»

Я знала, что она имела в виду. Ту самую, монреальскую Олимпиаду, где, несмотря на расклад симпатий и антипатий, по всем существующим законам победить – и на вышке, и на трамплине – должна была наша Ирина Калинина. Ее тогдашнее преимущество над соперницами на обоих снарядах было под стать преимуществу, которое всегда было у легендарного Грегори Луганиса, и которое долгие годы имела на трамплине Гао Мин. Каждый встречный-поперечный считал своим долгом сообщить об этом Калининой. Лично. Точно так же, как сообщали Лашко накануне заранее спрогнозированного на нее финала.

И так же, как Лашко, Калинина не справилась с таким грузом. Может быть, именно поэтому золотая медаль на вышке там, в Монреале, досталась мне – темной лошадке, которой никто ни разу накануне финала не сказал, что золотая медаль, мол, – вот она: протяни руку – и получишь.

Сидя в отчаянии на раскаленной комментаторской трибуне бассейна «Монтжуик», я вновь вспомнила ощущение того, что не могли здесь, в Барселоне, объяснить словами уже чемпионы – Садовый и Попов, Гуцу и Лысенко, Карелин…

«Это – совсем другое», – говорили они, отвечая на вопрос, что же отличает Игры от, скажем, чемпионатов мира, где состав участников бывает и посильнее.

Это «другое» было безумнейшим, не видным глазу внутренним напряжением, когда можно блестяще выступить всего за несколько часов до финала, а выйдя на главный старт, внезапно почувствовать, что не осталось ни сил, ни мыслей, кроме одной. Мерзкой и гаденькой: «Скорее бы все кончилось».

Вот еще одна картинка олимпийских времен: все тот же пресс-центр. Глубокая ночь, включенные на полную катушку кондиционеры гоняют по помещениям ледяной ветер, выстуживая все вокруг до такой степени, что приходится выходить на улицу – греться. И горстка российских журналистов у телеэкранов. А на них безостановочно повторяется в записи один и тот же сюжет: полуфинальный баскетбольный матч Объединенная команда – Хорватия, его последние секунды. Пас Александру Волкову – и тот не попадает в корзину…

Как ни парадоксально выглядит это со стороны, олимпийскими чемпионами частенько становятся отнюдь не фавориты, а те, кто смог (какой ценой – это уже другой вопрос) не сгореть в безумной топке человеческих страстей, спрессованных в считаные дни и часы.

Только в 1992-м, в бассейне «Монтжуик», от этого понимания всем нам было, увы, не легче. Китаянка, почувствовав себя в безопасности, вмиг превратилась в прежнюю беспощадно безошибочную Гао, и надеяться, что она дрогнет, было наивно.

… У выхода на улицу меня неожиданно окликнул знакомый еще с первых дней Игр парнишка-американец, приехавший в Барселону поглазеть, пообмениваться значками и эмблемами: «Поздравляю!..» А я, машинально протянув ему значок, вдруг, сама того не ожидая, расплакалась.

Он покрутил в руках металлическое изображение советского флага и вдруг сказал:

– У вас нет страны. Но вы – великая нация. Если способны так расстраиваться из-за серебряной олимпийской медали…

* * *

Еще один парадокс: за тех, кто в 1992-м входил в Объединенную команду, а после, волею судьбы, оказался в самых разных странах, все последующие годы, что они продолжали выступать, я болела, как за своих. Не получалось, например, глядя на всевозможных борцовских чемпионатах на Алика Тер-Мкртчана, который выходил побеждать уже в костюме немецкой сборной, забыть, как горько он плакал в том пустом коридоре олимпийского зала, став вторым…

Совместно пережитые, пропущенные через себя трагедии – тот же цемент в человеческих отношениях. Счастливые и горестные моменты – у каждого свои – сроднили с Барселоной всех, кто был на тех Играх. Просто у нас воспоминания остались ярче. Все-таки именно наша команда тогда оказалась сильнейшей.

… А ведь для кого-то Барселона – это просто один из городов мира…

Олимпийские игры 1994 года в Лиллехаммере стали для меня первым журналистским опытом работы на подобных соревнованиях в одиночку. Опытом уникальным и поистине неоценимым.

То, что в Лиллехаммере оказалась именно я, стало следствием определенного стечения обстоятельств. Найти денег на поездку журналиста за границу в начале девяностых по-прежнему оставалось проблемой для любого издания. И уж тем более для столь юного, каким был «Спорт-Экспресс».

На выручку пришли руководители российского олимпийского комитета: решили за свой счет, точно так же, как это было в 1992-м, повезти в Лиллехаммер группу олимпийских чемпионов прошлых лет, расселив их в самых обычных норвежских семьях и снабдив весьма ограниченным числом билетов на спортивные мероприятия.

Перед коллегами по большому спорту у меня было громадное преимущество – официальная аккредитация, дающая право посещать все соревнования. Она была у «Спорт-Экспресса» единственной, мне ее в итоге и вручили. Отсутствие сколько-нибудь солидного журналистского опыта в расчет не бралось. Отсутствие собственных денег – тоже.

Собственно, я и сама не очень комплексовала по этому поводу: одна только возможность увидеть, как на лед Лиллехаммера выйдут уже вроде бы ушедшие из большого спорта легендарные фигуристы прошлых лет, которым Международный союз конькобежцев на время возвратил любительский статус, стоила в моем представлении любых жертв. И я начала собирать чемодан для поездки в Норвегию.