забрел странник, богомолец юродивый. Сидел он обычно на паперти, щебетал что-то на птичьем языке, люди ему милостыню приносили. В общем, даже глаз привык видеть его тощую фигуру справа от входа в храм, — продолжил Ждан. — Но вот однажды играли мы с мальчишками недалеко от храма, и в это время туда как раз подъезжает Кудеяр с приятелями, и наш смирный юродивый вдруг как вскочит, как подлетит к нему — и бряк на колени. Лошадь, ясное дело, встрепенулась, Кудеяр ее еле укротил, не то потоптала бы божьего человека. А юродивый его за стремя хвать, в очи заглядывает, лопочет что-то. Ну, толпа собралась, ясное дело, интересно же. И тут блаженный вдруг громко и отчетливо таким мощным голосом, что поп должен был от зависти помереть, заголосил: «Вижу светлого царевича. Вижу светлого царевича!» И… все.

— Исчез, что ли? — Волков перекрестился на красный угол, расследование начиналось весьма интригующе.

— Не знаю, — задумался Ждан, — только на следующий день в городе его уже не было. Говорили, мол, ушел, а куда — не сказал.

— Получается, что мы пришли и царевича пропавшего нашли! — обрадовался Хряк.

— Ага, нашли. — Волкову сделалось досадно. — Учишь вас, учишь.

— А что, блаженный зря говорить не станет, — поддержал приятеля Брага.

— Не уверен. — Волков потянулся, зевнув во весь рот. — Не нравится мне, когда вестники неведомо откуда являются, а потом, точно дымка над озером, исчезают. Вот если бы это местный какой юродивый был…

— Чтобы допросить? Так я же говорю, на птичьем языке он болтал, а потом вдруг, ну точно поп, заголосил на всю площадь. И голос низкий, чистый такой, словно колокол заговорил по-человечески.

— В италийских землях специальные учителя голос ставят. Да и наши попы не одним только крестным знамением петь учатся. Хотя многие от природы даровиты, но все одно, любой талант развивать нужно. — Волков опасался продолжать разговор на столь опасную тему, не ровен час, кто-нибудь подслушает, а потом доложит, куда не хотелось бы.

— Странно. Имя Кудеяр мне тоже кажется знакомым. — Замятня поднялся со своего места. Хотя в Белеве никогда и не был. Просто в голове что-то такое кружится, Малюта, Кудеяр… нет, не могу вспомнить.

— Если Малюта за Кудеяром этим слежку вел, может, еще кто из наших об этом рассказывал, а ты слышал? — предположил Семейка.

— А, точно, так все и было, — довольно закивал Замятня. — Я сам и выбирал людей следить за Кудеяром, только он не из Белева, а как раз наоборот — из Курска, и фамилия его, дай бог памяти, Марков.

Волков пожал плечами.

— Подытожим. Песок в келье свидетельствовал о том, что Соломония писала письма. Возможно, писала царю, сообщая ему о том, что выполнила свой женский долг. Но если бы царь получал их, он бы от своего наследника не отказался. Только что удалось установить, что в то время игуменьей монастыря была Ирина, родная тетка Елены Васильевны Глинской. Отсюда делайте выводы.

— Так как Елена была уже присмотрена царем, тетка не могла допустить, чтобы о царевиче стало известно государю, — первым сообразил Томило.

— И еще Малюта много лет вел тайный догляд за предположительно двумя людьми — за Кудеяром Тищенковым и Кудеяром Марковым, — продолжил Волков.

— Хорошо бы узнать, что именно докладывали посланники государя после визита в Покровский монастырь? — разглядывая потолок, промурлыкал Брага.

Волков невольно поежился, понимая, что побратим адресовал это именно ему.

Несмотря на все потуги Юрия Сигизмундовича скрывать свой дар, видеть во сне или грезах события давно минувших дней, слухи все-таки каким-то образом просачивались. Хотя откуда? Не мог же безобидный Брага каким-то необъяснимым образом проникнуть в его сон. Или мог? Что Бог дал одному, мог дать и другому? Да и так ли уж этот Брага безобиден? Волков улыбнулся, но мысли в его голове скакали, точно блохи по одеялу.

Мир тесен, говорят старики, но не до такой же степени! Чем объяснить, что его — Волкова — послали расследовать дело пропавшего царевича, в котором замешан его друг детства Кудеяр? И этого же самого Кудеяра знают Васильевы из Белева? А не специально ли Малюта еще раньше подослал к нему этих братишек? Заранее знал, что Волкову придется дознаваться, жил ли когда-то на земле царевич Георгий и какова его судьба. И тут как раз Ждан и Брага, которые укажут на Кудеяра, сына Дружины. А потом свидетель по делу Замятня рассказывает про другого Кудеяра, о котором он, Волков, ни слухом ни духом. Ан обмишурился Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, больше известный как злыдень Малюта. Так старался свидетелей подсунуть, что выдал себя с головой. И что теперь?

Нужно было подумать. Прогуляться и подумать.

— В соседнем Спасо-Преображенском монастыре живет инок Василий, старичок из села Покровка, мы мимо него проезжали. — Томило оправил красивые кудри, потянулся. — Полагаю, он мог оказаться в деревне в ту пору, когда Соломония была привезена в монастырь и когда государевы люди приезжали сюда за дитятей.

— Далеко ли до этого монастыря? — оживился Волков.

— С полуверсты будет, а может, чуть больше, — с готовностью ответил Хряк. — Так, может, мы по-быстрому? Что скажешь, Юрий Сигизмундович?

— Отставить. — Волков напряженно думал. Судя по всему, в монастыре они уже все сделали и теперь нужно было отправляться в Москву и обыскивать там тайную горницу Соломонии. Нужно было узнать, жив ли кто-нибудь из тех, кто навещал ее в монастыре. Нужно было доложить государю об обнаруженном.

— Значит, так. Томило и Замятня — на вас списки родни, и расспросите местных, как звали женщин, служивших у опальной государыни, кто их родители, мужья, оставались ли дома дети. Завтра поедем в Москву. Хряк, Брага и Ждан — с донесением к государю. Скажете, что обыск произведен, найдены детские вещички, но имеют ли они отношение к интересующей нас особе, пока непонятно. Скажете, что все мы направляемся в Москву, дабы открыть тайные покои Соломонии. Доложите и догоняйте. И еще… — Он помедлил, прикидывая, как отговорить Ивана от посещения со своими молодчиками женского монастыря, и наконец скучающим голосом произнес: — Спросят, как здесь, зевайте во весь рот, мол, одни старухи, взгляд кинуть не на кого.

Со мной остаются Осип, Семейка и Булыга.

Разместившись в монастырском гостевом домике, Волков оставил побратимов отдыхать, а сам вышел прогуляться. Полверсты, даже по снегу, — это совсем недалеко, тем более на коне. Наверное, если бы он не был занят своими мыслями, а слушал и глядел по сторонам, то слышал бы, как в мужском монастыре колокол призывает к молитве. Сейчас же он просто ехал куда глаза глядят, думая