после плюхнулся на соседнюю подушку, пока я переваривала сказанное, а после закипала.

Но смысл ему высказывать что-то. Он же нарочно меня провоцирует. Но внутри все обивается лавой, потому что вулкан проснулся по щелчку.

Не надо Самар. Не стоит он того. Но я уже обернулась и смотрела в наглый профиль.

– То ли показалось, то ли нет, но льстишь ты себе отменно.

– Правда? А не ты ли тряслась здесь все эти двадцать минут и обматывала тощую задницу колючей проволокой.

– Ну ты и хам. Тощую?

– По крайней мере оценив параметры выпуклостей я там не обнаружил.

– Глазомер у тебя сбит, но доказывать что-то я не собираюсь. Лучше с потенцией разберись, рановато она у тебя поселилась, – отворачиваюсь чувствую себя победителем в дурацком баттле.

Но Давид резво укладывает меня на спину, еще и забирается сверху.

– Ты что творишь? Слезь с меня, – начинаю бить его кулаками, но обе моих руки оказываются зажаты огромной ладонью над головой.

Усмехается и устраивается поудобней между моих ног, которые из-за атласной ткани разъезжаются. Предатели.

– Это не смешно уже. Быстро слез.

Брыкаюсь, но все без толку.

Смотрю в его нахальные глаза и жду, что задумал он дальше.

– Значит, ты решила меня задеть словами в ответ на то, что на такую как ты у меня член не встанет?

От его прямолинейности я сначала была озадачена, но разве я не знала, что он такой? Чего удивляться?

– Да я бы скорее умоляла его этого не делать раз уж на то пошло. Попробуй хоть иногда не думать о себе и о том, что все вертится вокруг тебя. Я, кажется, об этом уже говорила и «тонко» намекала.

– То есть тебя не волнует моя потенция, – намеренно двигает своими бедрами и в мою промежность упирается огромная дубина размером с мою ногу.

Пытаюсь отползти, но, по сути, будто трусь. Какой позор.

– Мне показался писк? Или ты стонала только что?

– Чего? Да ты прямо воняешь нарциссизмом и самолюбием.

– Значит это была не ты? – снова двигает бедрами и происходит какая-то нездоровая ерунда, иначе не назовешь.

Он своей дубиной нажимает куда-то… Да куда еще? Куда надо, это же очевидно, и я пищу. И пищу от того, что при попытке застонать прикусываю язык до боли.

– Давид, я так понимаю, что эта игра тебе каже-а-ах, – не дает договорить и проворачивает тот же трюк, – черт побери… ты что творишь?

– Да, это и правда была просто мышь. Ты не умеешь стонать, Самар.

– Да пошел ты…

– Куда? – перебивает и ложится так, что я даже дышать не могу.

– К дьяволу, да поскорей, пока я могу дышать.

– У меня к тебе предложение.

– Сразу говорю «нет». Слезай.

– Так вот, – привстает и я выдыхаю. – Если твои трусы мокрые, то ты спишь голой со мной сегодня. Если они сухие, то я иду в другую комнату.

– Да ты… – начинаю быстро елозить и биться.

– Ты дерешься? Или мне показалось?

– Конечно я дерусь. Я дерусь за свои трусы.

– То есть признаешь, что намокла?

– У меня и под мышки мокрые, тоже будешь проверять? Я вспотела.

– Вспотела? – смотрит как на ненормальную, хотя такой я ощущаю себя сама, а потом начинает смеяться, но не слезает.

– Все? Посмеялся на ночь? Вот и славно. Теперь баиньки.

– А я ведь не шутил, – теперь его взгляд такой сосредоточенный.

Давид не отводит взгляда, медленно опускает голову к подбородку и целует его. Целует? Точно целует. Но смотрит в глаза, как и я в его.

Двигается дальше своим ртом к грудной клетке. Касается открытой кожи губами и колет щетиной, а руки опускаются к талии. Завороженная, не иначе я просто лежу и дышу отрывисто, прерывисто, часто, в общем дышала я через раз. Нахожусь в водовороте его взгляда и пропускаю момент, когда его пальцы скользнув по животу залезают под штаны и трогают трусы.

А после я понимаю разумеется, что руки мои были свободны. Их не удерживали. Потому и срываюсь. Как и говорила. Кулаки были готовы драться. Я и ударила. Может быть, не так сильно, как бьют мужчины, но видимо ощутимо. Потому что он схватился за нос и перекатился с меня громко выражаясь. Громко и нецензурно угрожающе.

Сжимаюсь в комок, потому что практически чувствую, как его руки хватают мое горло и сжимают его до предсмертного хруста. Брр… жуткая смерть.

– Твою ж… блядь… мать… – он вскакивает на ноги, и я наблюдаю за тем, как капает кровь, а после замечаю то, в чем была просто уверена, когда он ложился в постель.

– А-а-а-а… – пищу словно очумевшая. – Боже, убери ее. Так и знала…

– Кого ее? – он на секунду отвлекается от своей боли и смотрит непонимающе.

– Дубину свою. Стоишь размахиваешь тут ею на всю комнату.

– Ты про мой член сейчас говоришь?

– Фу… Давид, я серьезно.

– Ну так спрятала бы свои мышиные глаза, а не пялилась бы на него, – и в знак своей правоты выпрямляется как бы помахав им.

Я и правда на него смотрела все это время?

Округляю глаза и поднимаю их вверх, смотря как этот гад улыбается.

– Я сейчас в ванну, смою кровь и остановлю ее, а когда вернусь, должен увидеть твой маленький зад голым.

– Что? Совсем охамел? Я с тобой ни на что не спорила.

– Рад, что ты не решила, будто я шучу, – с этими словами его зад, скрывается в дверях уборной.

А вот что делать мне, я не знаю. Бежать вон из комнаты куда страшней. Те, если поймают, даже не спросят имени и враз сдерут одежду. Остается только отсиживаться тут и надеяться, что Давид юморист, просто очень несмешной.

Поднялась с кровати и стала ходить по комнате. Нервно меряя ту шагами. И мне на глаза попался стул.

– Точно.

Подбежала к нему, схватила и рванула в сторону двери, но как только начала устанавливать его так, чтобы спинка уперлась под ручку, он открыл ее.

– Ты что делаешь? – спрашивает, оценивая картину.

– Стул стоял… не в том углу. И я решила его переставить. Мимо проходила с ним в общем.

Схватила дурацкую табуретку и пошла в другую сторону.

– Ну-ну. Мимо она проходила.

Слышу его насмешку. Оставляю предмет мебели и оборачиваюсь. Давид уже в постели. Его одна нога согнута, но по пояс он укрыт. Недолго смотрю на него и неспешно следую к кровати.

– Я жду.

– Чего?

– Могу включить музыку. Так даже интересней будет.

– Послушай, это и правда несмешно.

– Именно. Будешь знать, что бывает с маленькими языкастыми