Знаете, что странно? На месте Крупской я бы не перенесла такого любовного треугольника, а на своем собственном месте мои взгляды вполне позволяли мне делить любимого мужчину с его женой. Я думаю, это произошло потому, что я уважала Крупскую и не посягала на ее место. Она создала вокруг себя невидимый ореол «супруги вождя», и каждая женщина, оказывающаяся ближе к Ленину, чем того требовали партийные заботы, понимала это. Надежда Константиновна – навсегда жена Владимира и быть по-другому не могло.

Вскоре в марте 1917 года я, Крупская и Ленин смогли возвратиться на родину. Первые известия о победе Февральской революции в России Ленин получил в Цюрихе. С этого дня вся деятельность Владимира сосредоточилась на дальнейшей разработке стратегии и тактики партии в революции, на изыскании путей быстрейшего возвращения на родину. Мы все страстно рвались в революционную Россию, чтобы непосредственно на месте принять участие в борьбе партии и всех трудящихся за победу социалистической революции.

В тот год было рассмотрено несколько вариантов возвращения в Россию. Один из них – на аэроплане, при помощи контрабандиста, по чужим паспортам, – но все они оказались неосуществимыми.

«Мы боимся, – писал Ленин 4 марта А. М. Коллонтай, – что выехать из проклятой Швейцарии не скоро удастся». Отсутствие Владимира в России сказывалось на всей работе Бюро ЦК и партийных организаций. По приходящим с родины весточкам мы понимали: Революционная Россия ждала своего вождя. Нам писали, что партийные организации и рабочие, принимая на собраниях и митингах приветствия В. И. Ленину, выражали горячее желание скорее видеть его в своих рядах. Вспоминая о первых днях революции, рабочий Сестрорецкого завода А. М. Афанасьев писал: «Очень хотелось, чтобы Ильич был здесь, вместе с нами, чтобы он руководил революцией на месте».

С первых дней Февральской революции Русское Бюро ЦК РСДРП принимало все меры к тому, чтобы Ленин скорее вернулся в Россию и непосредственно возглавил руководство партией и ее Центральным Комитетом. Здесь в Швейцарии мы располагали довольно скудными сведениями о положении в России, но и из них мы смогли понять, какая сложная обстановка была в Петрограде, какие трудности переживала сейчас партия. «Условия в Питере – архитрудные, – говорил Владимир. – Патриоты-республиканцы напрягают все усилия. Нашу партию хотят залить помоями и грязью…». Владимир Ильич отправлял в Россию письма, которые содержали его важнейшие принципиальные установки о тактике большевиков, отвечающей задачам момента. Но это еще не решало всех вопросов, и Владимир это понимал, необходимо было как можно скорее выехать в Петроград.

Решено было добираться в Россию через Германию. Сколько различных препонов нам пришлось пережить тогда. И многие считали безумием ехать через эту страну на родину. И самое главное в кратчайшие сроки нам пришлось искать деньги на эту поездку, ибо безденежье – верный спутник эмигрантской жизни!

Но 27 марта в 15 час. 10 мин. мы во главе с В. И. Лениным выехали из Швейцарии в Россию через Германию. На Цюрихском вокзале кучка недовольных устроила нам враждебную демонстрацию. Эмигранты-большевики, не успевшие выехать с нами, тепло провожали нас, желали успехов в революционной работе в России. В адрес Ленина то и дело поступали телеграммы из разных городов Швейцарии. «Привет друзьям и товарищам, – телеграфировал из Женевы большевик Ильин. – Восторженно приветствуем ваш отъезд. Огорчены, что не можем ехать с вами. Счастливого пути. Лучшие пожелания. До скорого свидания, с Вами душой и сердцем». «Когда Ильич едет в Россию, или он, может быть, уже поехал? – писали в день отъезда большевики В. Загорский и В. Соловьев. – Ну, всех благ! До скорого свидания на работе в Питере или в Москве».

Условия проезда через Германию, выработанные В. И. Лениным, немецкие власти выполнили точно. И вот 3 апреля мы приехали в Петроград в пломбированном вагоне и были восторженно встречены трудящимися. Все понимали, что возвращение Ленина в Россию имело величайшее значение для победоносного исхода революции в нашей стране. На площади Финляндского вокзала с башни броневика перед тысячами встречавших его революционных рабочих, солдат и матросов Владимир призвал партию, рабочий класс и революционную армию на смелую и открытую борьбу за социалистическую революцию.

Теперь все будет хорошо, – думала я. Став у руля большевистской партии и революционных масс, Володя обеспечит выработку правильной стратегии и тактики партии. И сможет претворить их в жизнь в ходе революции.

Мы все были счастливы. Пока ехали, никто из нас троих ни разу не спорил и не ругался. Каждый из нас думал только об одном: наконец-то мы будем дома! Мы отложили на потом все наши интимные переживания, нас объединило одно стремление – добраться до Петрограда. И я поняла тогда еще одну важную вещь – ведь у нас у всех была еще одна любовь по имени революция. И, может быть, именно благодаря ей мы смогли сосуществовать втроем. Именно она сплотила нас. И именно ей мы должны быть благодарны за тот шквал эмоций, пускай и не всегда радостных, которые она нам дарила. Мы жили в такой мощной стихии, в который не каждый имел смелость жить!

Когда мы прибыли в Петроград, все изменилось. Работы у нас стал непочатый край. И я, и Надя просто сутками не вылезали из партийной работы. А как было иначе? Россия требовала от нас отдачи всех сил без остатка.

Но даже при таком не простом графике мне удавалось видеться с Инессой. Мы, конечно, проводили не так много времени вместе, но выкроить часок-другой, чтобы провести его вдвоем мы всегда пытались. Сейчас все наши встречи сводились к обсуждению новой России и ее жизни. Мы опять подолгу спорили и рассуждали, что следует сделать в первую очередь, что нужно людям и партии. Овладеть массами – стать материальной силой, вот что было важно сейчас. На личные отношения времени не оставалось. Нужно было действовать!

Как раз в это время растет и ширится интенсивное строительство отрядов красной гвардии, несмотря на правительственное запрещение «самовольно» формировать любые так называемые отряды по борьбе с контрреволюцией. Только в Петрограде насчитывалось около 13–15 тысяч красногвардейцев, в Кронштадте – около 4 тысяч. Усиленно формируются новые красногвардейские отряды в Москве, Ревеле, Гельсингфорсе, Царицыне, Киеве, Одессе, Екатеринбурге, Челябинске и других городах.

Я понимал ситуацию и чувствовал свое полное превосходство в силе, уже без всяких конспираций, не скрывая своих замыслов, готовился к вооруженному нападению на Временное правительство, которое было создано после свержения царя. Но мне все равно приходилось всех подогнать: «Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно. Нельзя ждать!! Можно потерять все!» – орал я на своих трусливых и еще в чем-то сомневающихся соратников 24 октября. Зимний дворец предполагалось, по предварительным расчетам, занять в ночь на 25-е, одновременно со всеми другими командными высотами столицы.

В тот день штурмовать Зимний дворец мы решились лишь после прибытия на помощь из Кронштадта уже испытанных в июльские дни и составлявших в Петрограде реальную силу нескольких тысяч матросов Балтийского флота из Гельсингфорса и кронштадтцев. Несмотря на то, что я требовал вывода всего флота, считая, что перевороту в Петрограде угрожает б льшая опасность, нежели со стороны Балтийского моря, сами матросы, в нарушение требований, не сделали этого.