Потенциальному противнику было, разумеется, известно, что данная информация не соответствует действительности, — камеры спутников свидетельствовали о том, что ракета несла всего лишь три боеголовки, которые и накрыли город. Однако этому же противнику было предельно ясно, что данная ложь нужна президенту не для того, чтобы ввести в заблуждение противоборствующую сторону, а для успокоения своего же собственного обывателя. Между строк явно читалось: «Дамы и господа, вооруженные силы страны стоят на страже вашей безопасности, вам нечего волноваться. Восемь уничтоженных боеголовок из девяти — это не закономерность, а скорее случайность. Мы твердо гарантируем 100-процентный результат в случае еще одного нападения. будут приложены все, какие только возможно, усилия, чтобы подобная катастрофа больше никогда не произошла...»

— Через пять минут подводная лодка с террористами на борту была уничтожена, — продолжал президент. — Мы скорбим вместе с родными и близкими погибших об их невосполнимой потере и заверяем всю мировую общественность, что подобный инцидент более не повторится...

На этом официальное выступление было закончено. При всей простоте и ясности обрисованной только что ситуации возникало очень много вопросов, ответы на которые было невозможно получить.

Практически всем без исключения аналитикам было ясно, что история про террористов — чистой воды вымысел. Потому что атомная подводная лодка с ядерным оружием на борту — это не туристическая яхта. Захватить ее практически невозможно. Однако никто даже в самых смелых предположениях не допускал возможности, что город был уничтожен с ведома президента или генерального штаба.

И все же, несмотря на всю свою очевидную недосказанность, выступление сняло напряженность, возникшую после ядерного удара по Таллоу. Разумеется, повышенная боевая готовность не отменялась, но по крайней мере можно было вздохнуть спокойно — непосредственной угрозы начала военных действий на данный момент не было.

* * *

Спустившись с Вивьен на восемьдесят пятый этаж (Милая предварительно просканировала прилегающее к лестнице пространство), я быстро открыл дверь ближайшего бюро (дешевые офисные замки действительно открываются с помощью обычной кредитки всего за пару секунд), после чего мы вновь на некоторое время оказались в относительной безопасности.

Эта кратковременная передышка позволила немного расслабиться и даже провести дискуссию на тему: «Особенности человеческого мышления».

— Знаешь, — без всякого вступления начала Милая, — версия насчет того, что вы тут необузданно темпераментно занимались любовными играми, пока этаж со всех сторон и направлений обильно заливало кровью из свежеподстреленных трупов, может не выдержать испытания на прочность, развалившись, словно карточный домик, при первом же дуновении ветра. Во-первых, бросится в глаза мужской костюм твоей пассии, что уже само по себе подозрительно. А во-вторых, вы оба выглядите скорее как две недавно вытащенные из воды полудохлые рыбы, чем как пылкие любовники. У девушки начисто отсутствует даже скромный макияж, не говоря уже о чем-то более серьезном с точки зрения сексуальности. А охрана Терри Баррела — это все же не сборище тупоголовых вышибал. Не забывай, что человек подобного калибра может позволить себе роскошь иметь в подчинении высококвалифицированные кадры.

— Так что же ты предлагаешь? — раздраженно спросил я. — Прямо здесь и сейчас по-быстрому перепихнуться, чтобы легенда, представленная на суд компетентных органов, не только выглядела, но и на самом деле являлась на сто процентов достоверной?

— Если бы это хоть немного помогло, я бы могла остановиться и на этом варианте. Но вы можете засовокупляться... — чисто машинный сленг, мимоходом отметил я про себя, люди так не говорят, — хоть до потери сознания, все равно это ничего не даст.

Не знаю, как на все это реагировала Вивьен (хотя подозреваю, что в силу ее профессии разговоры подобного рода не казались ей чем-то из ряда вон выходящим), однако меня это всерьез разозлило.

— Милая, ты все же машина, хотя и очень умная. Поэтому тебе никогда не понять завихрений человеческого мышления и логики. То, что тебе кажется странным и подозрительным — секс с женщиной без признаков косметики на лице да еще вдобавок в мужском костюме и в чужом офисе, — легко можно списать на какие-то одному мне известные причуды или, в конце концов, просто больную фантазию. Сейчас одних только извращенцев вокруг развелось полным-полно, не говоря уже о людях с «обычными» отклонениями в психике. Поэтому в данной ситуации охрана, какой бы высококлассной она ни была, не станет углубляться в дебри психологического анализа, чтобы на месте выяснить, насколько правдива моя история. Они отправят нас вниз, к начальству, чтобы оно лично решило, что с нами делать.

— Хорошо, я учту эти соображения в будущем, — ответила Милая после некоторой паузы, скорее смысловой, нежели действительно необходимой на раздумья, — несколько миллионов операций в секунду — вполне достаточная скорость, чтобы просчитывать все варианты мгновенно. — Все дальнейшие планы я буду строить с поправкой на теорию о не совсем здоровой человеческой психике.

— О'кей, договорились. — Я не стал углубляться в тему. — Будем считать, что пауза закончена, мы отдохнули и расслабились, теперь пора переходить к делам насущным. Сообщи, пожалуйста, что происходит на этаже. И когда нам лучше всего выходить сдаваться.

— Трое членов штурм-отряда, отправившихся зачищать левый рукав коридора, в одном из небольших ответвлений, очень неудобном для круговой обороны, попали в тиски нападающих. После непродолжительного боя местные секьюрити реализовали свое более чем пятикратное численное преимущество и, потеряв семерых человек убитыми и ранеными, полностью ликвидировали эту группу спецназа.

Вторая тройка пока еще держится, но, думаю, ото ненадолго. Если в ближайшие тридцать секунд они не пробьются к лестнице, ведущей наверх, их судьба предрешена.

К тому же один из группы серьезно ранен и не в состоянии самостоятельно передвигаться, а это тянет на дно оставшихся двоих. С точки зрения здравого смысла эти двое должны уходить, потому что в противном случае наверняка погибнут все трое вместо одного. Однако, делая поправку на завихрения человеческой психики, могу предположить, что они его не бросят.

— Не в правилах армейского спецназа оставлять противнику своих раненых, — добавил я.

— Судя по характеру повреждений, он умрет через три-четыре минуты.

— Даже если бы они знали это наверняка, все равно попытались бы его вытащить. Тебе, наверное, не понять, что иногда легче умереть, чем всю оставшуюся жизнь жить с невыносимым грузом вины на душе.

— Да, мне этого действительно не понять, Потому что у меня отсутствует эта абстрактная субстанция, в которую люди верят с таким фанатичным исступлением, — согласилась Милая. И без всякого перехода продолжила: — Они только что потеряли тяжелораненого. Его добило прямое попадание в шею.

Я поймал себя на мысли, что описываемые Милой события не воспринимаются мной как реальность, разворачивающаяся где-то поблизости. Это больше походило на прямой репортаж из какой-нибудь горячей точки планеты или передачу из района боевых действий, нежели на рассказ о событиях, имеющих место прямо здесь и сейчас — в этом вот здании. Сегодняшний день был слишком перенасыщен кровью, смертью и человеческими страданиями, чтобы это не наложило определенного отпечатка на мое сознание. Вивьен в этом отношении было намного проще. Она находилась в состоянии автопилота, реагируя только на события, непосредственно связанные с угрозой жизни. Подозреваю, что все остальное просто проходило мимо нее.