Стоящий в зале шум показался ей вдруг нестерпимым. Она пожелала всем доброй ночи и отправилась спать. Войдя с коптилкой в свою комнату, она нагнула голову, чтобы не задеть потолок — очень низкий. Всю мебель там составляла кровать, где вполне могли улечься шесть человек. К подоконнику был прилеплен сальный огарок. Бриенна зажгла его от своей коптилки, заперла дверь, повесила пояс с мечом на столбик кровати. В простых деревянных ножнах, обтянутых облупленной кожей, лежал еще более простой клинок — она купила его в Королевской Гавани взамен меча, отнятого у нее Бравыми Ребятами. Меча Ренли. Она до сих пор страдала из-за того, что не сохранила его.

Был у нее, однако, и другой меч, закатанный в одеяла. Сев на кровать, она развернула его. Золото засверкало при свече, загорелись рубины. Бриенна вынула Верного Клятве из роскошных ножен, и у нее захватило дух. В глубине стали переливалась черно-красная рябь. Валирийская сталь, чародейская. Меч, достойный героя. Когда Бриенна была маленькая, нянька все уши ей прожужжала подвигами сира Галладона из Морна, Флориана-дурака, принца Эйемона Драконьего Рыцаря. У каждого из них был свой прославленный меч. Верный Клятве имеет все права быть причисленным к ним, хотя ей самой среди героев не место.

— Сталь Неда Старка, из которой ты выкован, будет защищать его дочь, — пообещала она мечу.

Став на колени между кроватью и стенкой с мечом в руках, она молча помолилась Старице, чья золотая лампада освещает людям жизненный путь. Приведи меня к цели, молилась Бриенна, освети мне дорогу к Сансе. Она не уберегла Ренли, не уберегла леди Кейтилин — Джейме она не должна подвести. Он доверил ей свой меч и свою честь.

Кровать при всей своей ширине была недостаточно длинной, и Бриенна, поворочавшись, улеглась наискосок. Внизу тарахтели кружки и бубнили голоса собутыльников. Блохи, о которых упоминал Крейтон, не замедлили явиться и мешали ей спать.

Она слышала, как наверх поднялся Хибальд, а за ним вскоре и рыцари.

— Я так и не узнал его имени, — говорил Крейтон, — но на щите он носил кроваво-красную курицу, и с меча его капала кровь… — Где-то открылась и снова закрылась дверь, заглушив его голос.

Свеча Бриенны погасла. Когда в гостинице стало так тихо, что за ее стенами слышался плеск реки, Бриенна встала, собрала свои вещи, приоткрыла дверь и прислушалась. Босиком она спустилась по лестнице, во дворе обулась и пошла седлать кобылу, мысленно прося прощения у сира Крейтона с сиром Иллифером. Один из слуг Хибальда проснулся, когда она проехала мимо, но даже не подумал ее задерживать. Копыта простучали по старому каменному мосту, и Бриенну обступил лес, черный как смола, полный призраков и воспоминаний. Я еду к тебе, леди Санса, думала всадница. Не бойся. Яне дам себе отдыха, пока не найду тебя.

Читая про Иных, Сэм увидел мышонка.

Сэм твердил себе, что глаза тереть не надо, и все-таки тер. Это от пыли они так чешутся, а здесь внизу везде пыль. Она поднималась в воздух всякий раз, как он переворачивал страницу, а когда он передвигал кипу книг, взвивалась столбом.

Он не знал, сколько времени просидел без сна, но от толстой сальной свечи осталось не больше дюйма. Сэм зажег ее в самом начале своих трудов, принявшись за груду разрозненных, перевязанных бечевкой листов. Устал он смертельно, но как оторваться? Еще одна книга — и все. Еще страница, и он отдохнет, перекусит. Но за страницей следовала другая и третья, а под перелистанной книгой дожидалась новая. Я только гляну, о чем она, думал Сэм — и доходил до середины, разбираясь в ее содержании. В последний раз он ел похлебку из бобов и сала вместе с Пипом и Гренном. Ну, еще хлеб с сыром сжевал, но это так, не в счет. Именно в тот миг он взглянул на пустую тарелку и увидел мышонка, который лакомился хлебными крошками.

Ростом с половину его мизинца, глазки черные, шерстка серая и пушистая. Сэм знал, что должен убить его. Мыши, возможно, предпочитают хлеб с сыром, но и бумагу тоже едят. На полках ему то и дело попадался мышиный помет, и кожаные переплеты некоторых книг они сильно изгрызли.

Но этот такой маленький. И голодный. Крошек, что ли, для него жалко? Да, но книги-то он грызет… От долгого сидения хребет у Сэма стал как доска и ноги почти совсем онемели. Поймать мышонка он не поймает, но пришибить, пожалуй, сумеет. Под рукой у него лежит массивный том «Анналов Черного Кентавра» — подробнейшая летопись септона Йоркена о тех девяти годах, когда лордом-командующим Ночного Дозора служил Орберт Кассель. Каждому дню его служения посвящалась страница, которая всякий раз начиналась примерно так: «Лорд Орберт встал на рассвете и совершил облегчение желудка». Последняя отличалась от всех остальных тем, что уведомляла: «Утром обнаружилось, что лорд Орберт ночью скончался».

Против септона Йоркена ни одна мышь не сдюжит. Сэм очень медленно взялся за книгу левой рукой — но фолиант, очень тяжелый, выскользнул из его пухлых пальцев и хлопнулся на пол. Мышонка как ветром сдуло. Вот и хорошо — прибив это бедное маленькое создание, Сэм плохо бы спал по ночам.

— А книги грызть все равно нельзя, — промолвил он вслух. В следующий раз, пожалуй, надо будет захватить с собой побольше сыру.

Подумать только, как свеча выгорела. Когда он ел эти бобы с салом — сегодня или вчера? Похоже, что вчера, подумал Сэм и зевнул во весь рот. Джон, поди, в толк не возьмет, куда он девался, а вот мейстер Эйемон должен его понять. Мейстер, пока не ослеп, любил книги не меньше, чем он, Сэмвел Тарли. Он понимает, как они затягивают человека — ведь каждая страница открывает перед тобой дверь в иной мир.

Сэм встал и сморщился от боли в затекших икрах. Стул такой твердый, немудрено отсидеть все на свете. Не забыть в другой раз взять подушку. Еще лучше и спать здесь, вон в той каморке, наполовину заставленной четырьмя сундуками, только мейстера Эйемона не годится надолго бросать. В последнее время он ослабел, и ему нужна помощь, особенно с воронами. Есть, правда, еще и Клидас, но Сэм моложе и лучше управляется с птицами.

Захватив левой рукой кучу книг и свитков, а в правой держа свечу, Сэм двинулся по коридорам, которые у братьев звались червоточинами. На каменные ступеньки у выхода из подземелья падал бледный свет — значит там, наверху, день. Сэм оставил свечу в стенной нише и стал подниматься. На пятой ступеньке он запыхался, на десятой остановился переложить книги под правую руку.

Небо цвета белого свинца обещало снег, и Сэму сделалось неуютно. Он хорошо помнил ту ночь на Кулаке Первых Людей, когда упыри пришли к ним вместе со снегом. Ладно, не трусь, сказал он себе. Вокруг тебя твои братья, не говоря уж о Станнисе Баратеоне со всем его рыцарством. Башни и здания Черного Замка казались маленькими рядом с ледяной громадой Стены.

Люди, копошась на четверти ее высоты, тянули новую лестницу вверх, к остаткам старой. Лед гулко отражал стук их молотков и визг пил. Строители по приказу Джона работают днем и ночью. Сэм слышал, как они жаловались на это за ужином — при лорде Мормонте, мол, они и вполовину не надрывались так, как теперь. Однако без большой лестницы на Стену подняться нельзя. Разве только в клети, которую поднимают, крутя ворот внизу. Сэм при всей своей ненависти к ступенькам ненавидел эту клеть еще пуще. В ней он всегда закрывал глаза, убежденный, что цепь вот-вот оборвется. Каждый раз, когда железный короб чиркал по льду, сердце у него на миг останавливалось.