— «В тот роковой день Кэтрин Кентон оделась с особым старанием…»

Старики по очереди бьют по кнопке часов.

Мисс Кэти шёпотом поверяет мне подробности своей скорой гибели.

Голос Кэтрин Кентон читает за кадром. Поначалу до нас доносится гул из парка, однако со временем грохот конных экипажей и сладкая карусельная музыка утихают. Между тем нам наплывом показывают мисс Кэти вместе с Уэбстером Карлтоном Уэствордом Третьим в её постели. В качестве звуковой перемычки между сценами слышится:

— «В тот роковой день Кэтрин Кентон оделась с особым старанием…»

Мисс Кэти читает из «бла-бла-графии» Уэбба:

— «Наша близость отличалась от предыдущих каким-то пронзительным чувством. Казалось бы, без определённой причины мускулы её прелестной, многоопытной вагины льнули к мясному жезлу моей любви, выжимая последние страстные соки. Некий вакуум, словно навязчивая метафора, неодолимо соединял наши влажные, изнурённые тела, наши рты, наши кожи и половые органы, так что нам приходилось прикладывать дополнительные усилия, чтобы хоть на секунду расторгнуть объятия. Даже наши руки и ноги никак не желали распутать связавший их узел, выбираться из хватких щупалец влажных простыней. Мы лежали вместе, приклеенные друг к другу растраченными флюидами, будто бы сросшись в единый живой организм. Обильные излияния словно покрыли нас второй кожей, пока мы упивались сказочно затянувшимся отливом чувственных копуляций».

Сквозь толстые звёздные светофильтры сцена в будуаре выглядит всё более размытой. Комнату вдруг окутывает мгла или очень густой туман. Любовники движутся медленно, как при замедленной съёмке. Миг — и мы видим всё ту же спальню, однако мужчина и женщина представляют собой заметно помолодевших, идеализированных двойников Уэбстера и Кэтрин. Они поднимаются и начинают «чистить пёрышки»: она расчёсывает волосы, раскатывает по ногам чулки, а он расправляет манжеты, застёгивает их на все пуговицы и отряхивает плечи от пуха из подушек, при этом оба подчёркнуто жестикулируют, словно мы видим стилизацию под Агнесс Демилль или Марту Грэхем.

А голос мисс Кэти читает дальше:

— «И только манящая перспектива отужинать в „Куб Рум“, насладиться трапезой из лобстера „Термидор“ и стейка „Диана“ в блестящем обществе Омара аш-Шарифа, Аллы Назимовой, Поля Робсона, Лилиан Хеллман и Ноя Бири заставила нас встать и нарядиться для предстоящего восхитительного вечера».

Под неумолкающее чтение любовники продолжают наводить лоск. При этом они так и вьются друг около друга, то и дело сливаясь в объятиях и расставаясь вновь.

— «Облачаясь в двубортный смокинг „Брукс Бразерс“, — вещает голос, — я представлял себе сотни подобных вечеров, бесконечная череда которых тянулась вдаль, в наше совместное будущее, исполненное любви.

Прильнув ко мне, чтобы завязать белый галстук-бабочку, Кэтрин промолвила:

— Твой пенис куда крупнее и одарённее, чем у любого из живущих на свете мужчин.

Это мгновение никогда не изгладится из моей памяти.

Вставляя белую орхидею в мою петлицу, Кэтрин сказала:

— Если бы ты прекратил проникать в мои недра, я бы в тот же день умерла…»

Тут закадровый голос мисс Кэти прибавляет:

— Что-то не припомню таких ощущений.

И пока придуманные Кэтрин и Уэбстер предаются ласкам, читает:

— «Я застегнул на её спине молнию соблазнительного вечернего платья от „Валентино“ и предложил ей руку. Мы вместе покинули спальню, спустились по лестнице элегантного особняка и вышли на шумную улицу, где я собирался остановить проезжающий экипаж».

Вымышленная парочка рука об руку словно выплывает из будуара по воздуху, пересекает прихожую и оказывается на ступеньках парадного крыльца. В отличие от замедленных движений наших голубков, улица прямо-таки рычит и грозно грохочет от множества такси и автокаров.

— «В то время как мимо нас проносились с визгом потоки транспорта, почти невидимые в своей стремительности, — сообщает закадровый голос, — я вдруг преклонил колено прямо на тротуаре».

Засахаренный Уэбб опускается на колено перед засахаренной мисс Кэти.

— «Взяв её доверчиво-спокойную руку, я спросил, согласится ли величайшая из королев театральной культуры хотя бы помыслить о том, чтобы стать супругой простого, хотя и самонадеянного смертного…»

Замедленная картинка слегка размывается. Миндальный Уэбб подносит длинные гладкие пальцы миндальной Кэтрин к вытянутым губам и осыпает их поцелуями. Вместе с ладонью.

Закадровый голос:

— «В тот самый миг нашего неописуемого счастья моя дражайшая Кэтрин — единственный великий идеал двадцатого века — поскользнулась на скользком тротуаре…»

Уже в режиме реального времени перед нами вспыхивает хромированный бампер и ограждающая решётка радиатора. Визжат тормоза и шины. Слышится вскрик.

Закадровый голос:

— «…и рухнула прямо под смертоносные колёса мчащегося омнибуса».

Дочитывая «Слугу любви», мисс Кэти произносит:

— «Конец».

Гав, мяу, му… Финальный занавес.

Ррр, ууу, хрю… Затемнение.

Уэбб надумал убить её этим же вечером. Как раз на сегодня они забронировали места в «Куб Рум», чтобы отужинать в обществе Аллы Назимовой, Омара аш-Шарифа, Поля Робсона и… Лилиан Хеллман. Думали провести вторую половину дня вдвоём, нарядиться в последнюю минуту и приехать в ресторан на такси. Кэтрин Кентон передаёт мне рукопись, просит запрятать её обратно, в чемодан Уэбба, под рубашками, но поверх туфель, запихать поплотнее в угол.

В начале сцены камера долго снимает шахматный павильон. Издалека мы с мисс Кэти тоже кажемся парой фигур, удаляющихся пешком по тропинке, почти потерявшихся на фоне громад-небоскрёбов, и лишь голоса наши звучат ясно и громко. А вот гомон большого города, наоборот, затихает.

Нас легко различить, потому что мы держимся вместе. И всегда — точно в центре длинного-предлинного кадра. Вокруг бегают трусцой, прогуливаются, катаются на роликовых коньках одиночки, но я и мисс Кэти идём одинаковым размеренным шагом, нога в ногу, будто сиамские близнецы. Две точки, ползущие по прямой линии. Нерасторжимый тандем.

Пока наши крошечные шахматные фигурки пересекают пространство, голос мисс Кэти отчётливо произносит:

— Мы не можем обратиться в полицию…

— Почему? — задаю вопрос я.

— …тем более заикаться об этом газетчикам. Я ни за что не унижусь до такого скандала.

На самом деле, поясняет она, написать о чужой кончине — ещё не преступление, в особенности если речь идёт о кинозвезде, персоне, которая у всех на виду. Конечно, мисс Кэти могла бы добиться, чтобы Уэббу в судебном порядке запретили к ней приближаться, — наплела бы что-нибудь про насилие или угрозы с его стороны, однако тогда эта «жареная» история стала бы достоянием гласности. Стареющая королева кино, как несмышлёная девчонка, сидит на диетах, красит волосы, скачет по ночным клубам… Наивная дряхлая дура из романов Томаса Манна.