Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Автобус остановился, открылись двери. Первыми выбежали ребята.
Когда совсем стемнело, Машка, закутавшись в плед с ногами, сидела на кровати, а Валька вышагивал по комнате, как военачальник перед решающей битвой. Дядю они пока решили не посвящать в свои проблемы и попробовать справиться с бедой своими силами. Уставшая за день волнений Подгорнова сонно хлопала глазами, слабо соображая, о чем говорит Чайник.
– Итак, что мы имеем? – с важным видом рассуждал Валька. – Есть кто-то, кто не хочет, чтобы о них знали. Они убивают всех, кто попадается на их пути.
– Нет, – подала голос Машка. – Машина ехала, а никто не умирал.
Шейкин остановился, посопел, а потом вновь зашагал по комнате.
– Правильно, в машине их не было видно. Поэтому они никого и не трогали. Вот если бы они ходили по улице, то вокруг лежали бы одни трупы. Или скелеты. Так? – Шейкин подождал ответа. Но его не последовало. Тогда он стал рассуждать дальше: – Значит, им это не надо. Они хотят убить только нас.
От открывшейся истины ему стало не по себе.
– Почему нас? – плаксиво пискнула Машка.
– Видели мы их – вот почему. Случайно увидели, а помрем не случайно.
– Я не собираюсь помирать, – сообщила Подгорнова.
– Я тоже, – согласился с ней Валька. – Что мы о них знаем? Что они пришли черт знает откуда. Что у них есть медальон. – Валька метнулся к столу и подхватил медную пластинку. – Был медальон. И что они не прочь получить его обратно. Что еще?
– С-семенов сказал, что они с «Летучего голландца».
– Ага. – Шейкин на мгновение остановился, пытаясь переварить услышанное. – Это лет сто назад было? Что они здесь забыли? Не могли в своем времени посидеть!
– Они из Средневековья. Наверное, пятьсот лет прошло.
– Подвысоткина, ты чего, самая умная? – накинулся на нее Валька. – Думаешь, я этого не знаю? – Хотя откуда ему было это знать? – Я молчу, потому что умный! И ты молчи!
– Сам же сказал, что решать что-то надо, – обиделась Подгорнова. – И хватит мою фамилию коверкать. Понял? Чайник!
От возмущения Валька открыл рот.
Он ее, можно сказать, от смерти спас, из-под колес машины вытащил, а она…
До конца додумать свою глубокую мысль Шейкин не успел, потому что Машка подняла руку и дрожащей ладонью показала куда-то за его спиной. Не дожидаясь, пока он обернется, она кинулась вон из комнаты.
На подоконнике во весь рост стояла девушка. Голову с широко распахнутыми глазами она держала под мышкой. Голова возмущенно поджимала губы и раздувала ноздри.
– Как ты смеешь, щенок! – начала голова, но губы не очень слушались ее, и слова произносились отдельно от того, как открывался и закрывался рот. – Что ты себе позволяешь?
Валька подбежал к окну.
– Кыш отсюда! – махнул он рукой перед тем, как задернуть штору.
За окном грохнуло железо, как будто кто-то сорвался с подоконника. Шейкин выглянул в щелочку. Девушки не было.
Долго они так не протянут. Ухайдакают их эти покойнички.
Штора колыхнулась, звякнуло стекло, раздался пилящий звук.
Валька слегка отодвинул ткань. Это был гигант. Сзади его поддерживали два скелета. В единственной руке он держал инструмент, которым старательно пилил оконную раму.
– Вы что, совсем обалдели? – воскликнул Чайник, отдергивая штору. – Меня же дядька за это убьет!
От неожиданности гигант качнулся, скелеты не выдержали, и вся троица полетела вниз. Снова громыхнуло железо.
Валька опять задернул штору и побежал в другую комнату.
– Машка!
Но Подгорновой не было.
– Подворошкина, ты где?
– При чем здесь ворох? – раздалось из шкафа. – Моя фамилия к вороху не имеет никакого отношения. И вообще, Чайник, надоел ты мне. Я тут подумала, что не хочу больше тебя любить. От этого никакой радости, сплошные неприятности. Завтра я уеду домой, возись со своими привидениями сам.
– Как это уедешь? – Валька рванул на себя дверцы шкафа. Машка стояла в дядькиных унтах, руки она продела в висящий на плечиках тулуп, на голову нахлобучила шапку. В темноте за всей этой грудой одежды ее можно было и не заметить. – А я? Ты что, забыла, они и до тебя хотели добраться?
– Если бы не ты, – Машка дернула ногой, и в Чайника полетел сапог, – ничего бы не было! Если б ты сидел спокойно, я бы сейчас гуляла по набережной, а не пряталась в шкафу и не парилась бы в этой дурацкой шубе. – С ноги слетел второй сапог.
– Это не шуба, а тулуп, – зло заметил Шейкин. – А если тебе не нравится здесь сидеть – не сиди. Тебя уже давно на улице ждут. Карету, запряженную четверкой скелетов, приготовили. А подсадит тебя в карету сам капитан!
Чайник хлопнул дверцей, демонстративно протопал через комнату, шарахнул еще одной дверью и пошел на кухню. От всех этих волнений ему страшно захотелось съесть чего-нибудь вкусненького.
Машка решила обидеться и остаться жить в шкафу. Пускай там все рушится, она умрет, а не вылезет. И пусть ей будет жарко, будет хотеться есть или спать, пускай все ее упрашивают и вытаскивают. Она не согласится ни за что.
Обижалась Машка ровно десять минут. Потом ей надоело это делать, и она выглянула наружу. На кухне орал приемник. За окнами было темно. Стояла темнота и в комнате: вредный Валька, уходя, погасил свет.
Подгорнова выползла из невероятно жаркой шубы (или как ее там? – тулупа), стащила с головы шапку. От того, что она освободилась от всех этих одежек, ей сразу стало легко и весело. От радости она даже забыла про неприятности. Покружилась по темной комнате, громко спела песенку и только после этого включила свет. Над выключателем была приколота записка: «Смерть рыжим».
«Дурак!» – мысленно выругала она Чайника, сорвала записку и огляделась.
В комнате кто-то был. Она его не видела, но чувствовала. Кто-то сверлил ей взглядом макушку. Машка подняла голову и медленно сползла по стенке на пол. Распластавшись по потолку, раскинув руки и ноги, сверху на нее глядел Бритва. Полы длинного сюртука у него не свешивались, а каким-то чудом держались вдоль тощих ног, как будто он стоял, а не болтался под потолком.
Как только Подгорнова об этом подумала, Бритва бесшумно отлепился от потолка, все так же вольно раскинув руки, опустился на пол.
– Привет!
Он широко улыбнулся и сделал короткий поклон. Когда тощий пират вновь свел руки и поднял голову, перед Машкиными глазами сверкнула бритва.
– Мертвые к мертвым, – шепнул он ей в лицо и чиркнул бритвой по горлу. – Долго жить вредно, – добавил он, наблюдая, как девочка валится к его ногам.
Из-за шкафа появилась девушка. Голову, на которой уже начали проступать трупные пятна, она несла перед собой, как фонарик.