Он брел по улице, когда рядом с ним остановился внедорожник «Ниссан», за рулем которого сидел незнакомый ему человек. По виду он напоминал местного, но было понятно, что он не пакистанец. Мужчина наклонил голову.

– Салам аллейкум, Асиф, – вежливо сказал он, – садись в машину, я давно тебя ищу.

Асиф не заставил себя долго ждать. Даже если этот незнакомец – посланник Иблиса, ему было уже все равно. Он залез в автомобиль, усаживаясь рядом с неизвестным. Тот тронул машину.

– Ты, наверно, меня не помнишь, – сказал незнакомец. – Я сеньор Эхидо, близкий друг твоего наставника Мумтаза Рахмани, да упокоит Аллах его душу.

– Да, – кивнул Асиф, – он был моим воспитателем.

– Я знаю. Может, ты меня вспомнишь? Мы встречались в прошлом году в доме достопочтимого Мумтаза Рахмани.

– Возможно, – пожал плечами Асиф.

– Я тогда привозил тело его убитого брата Самандара, – напомнил сеньор Эхидо.

– Теперь вспомнил, – кивнул Асиф, – уважаемый Мумтаз Рахмани очень переживал за своего брата, хотел похоронить его как подобает мусульманину и очень благодарил вас за помощь.

– Значит, вспомнил, – улыбнулся сеньор Эхидо.

– А сам Мумтаз Рахмани погиб так страшно и нелепо, – вздохнул Асиф. – Говорят, что враги взорвали его, когда он выезжал из Карачи. И вместе с ним погибли трое его телохранителей. Я был в тюремной больнице и ничем не мог ему помочь. Но его останки привезли в Хошаб и там похоронили. А сейчас везде говорят, что он был предателем и работал на американцев. Я в это не верю.

– И я не верю, – кивнул сеньор Эхидо. – Я ведь боливийский бизнесмен и давно знал нашего друга. Он был честным и неподкупным человеком…

Нужно было видеть в этот момент глаза сеньора Эхидо. Но он смотрел вперед, стараясь не встречаться взглядом со своим собеседником.

– Правильно, – согласился Асиф, – это был очень набожный и святой человек… А из него сейчас сделали предателя. Мне так обидно, что все об этом говорят. Но я им все равно не верю.

– За день до его гибели мы с ним встречались. Он очень переживал за тебя, говорил, что должен помочь тебе выйти из тюрьмы, и просил меня позаботиться о тебе.

Асиф молчал, вспоминая свои мучения и скитания.

– Но меня отозвали в Боливию, – пояснил сеньор Эхидо, – и поэтому я ничего не успел сделать. А когда вернулся, мне сообщили, что тебя уже выпустили. Я долго искал тебя в Хошабе, но там ты так и не появился.

– Мне никто не верит, – сообщил Асиф, – они все считают меня предателем.

Он понуро опустил голову.

– Давай для начала я отвезу тебя в баню, – предложил сеньор Эхидо, – потом мы переоденем тебя в новую одежду и найдем тебе достойное жилье. Воля покойного Мумтаза Рахмани для меня священна. Я верил ему и буду верить тебе. И мы найдем тех предателей, которые взорвали и убили твоего наставника.

– Да, – поднял голову Асиф, скрипнув зубами, – я докажу всем, что он был невиновен. Я всем докажу, что всегда был на его стороне. Никто не посмеет назвать меня предателем.

Эхидо с некоторым любопытством посмотрел на своего бледного от волнения пассажира, но ничего более не сказал. В салоне уже дурно пахло, и он первым делом отвез своего пассажира в баню, а затем приказал сжечь его одежду, купив Асифу новый комплект одежды и заменив на нем все, даже обувь.

Какой страшный фанатизм, думал Эхидо. Этого человека предали, бросили, отправили в тюрьму. Он едва не умер от ранения и заражения крови. Мучился, скитался, жил впроголодь. Презираемый всеми за своего наставника, оказавшегося прохвостом, отвергнутый, растоптанный, забытый, никому не нужный, он готов снова идти убивать и мстить во имя каких-то неведомых целей. В чем истоки этого фанатизма, в который раз спросил себя Эхидо. Выходит, что он – порождение ограниченных людей, не способных к широкому мышлению. Да, любой фанатизм направлен прежде всего против самого себя.

Через три часа Асиф Шахвани уже обедал в небольшом ресторане рядом с отелем, где снял комнату. Оставив ему немного денег, сеньор Эхидо приехал в американское консульство, где его уже ждал Джастин Бруланд.

– Я его нашел, – сообщил Эхидо. – Он в таком взвинченном состоянии, что готов был поверить кому угодно и во что угодно. Даже если бы я ему сказал, что погибший Мумтаз Рахмани был святым, он бы наверняка и этому поверил.

– Нам пришлось долго уговаривать местные власти выпустить его из тюрьмы, – покачал головой Бруланд, – за ним тянется целый шлейф преступлений. В том числе взрыв в Лахоре.

– Я об этом прекрасно знаю, – сказал, понизив голос, Эхидо.

– Господи, – испугался Бруланд, – неужели мы его и тогда контролировали?

– А вы как думали?

– Вы тоже были в Лахоре? В момент взрыва?

– Конечно. Наша машина стояла совсем рядом. Даже ближе, чем в Карачи, где мы с вами наблюдали безвременную кончину нашего друга Мумтаза Рахмани.

– Значит, вы сидели и наблюдали, как он взрывает машину, убивая столько людей? – тяжело задышал Бруланд.

– Нет. Мы бегали по улицам с криками о помощи и просили его не убивать столько людей, – зло ответил Эхидо. – Я не понимаю смысла ваших вопросов. Он работал под нашим контролем, но выполнял задание своих руководителей. Он известный террорист, который виновен в смерти невинных людей. Я могу даже выступить свидетелем на суде, если меня позовут и мое руководство даст согласие на мое выступление, чего никогда и нигде не будет. Разве мало террористов, которые действуют под контролем спецслужб? По-моему, все они так или иначе завязаны на эти спецслужбы, и любой террористический акт бывает кому-то выгоден. Конкретным людям, организациям, группам. Наивно считать, что все террористы действуют бесконтрольно. Да, мы следили за ним в Лахоре. Но у нас была задача именно следить, а не арестовывать этого типа и тем более мешать ему. Да, мне тоже жалко людей, которые там погибли. Но мы обязаны были не вмешиваться, чтобы он мог спокойно уйти. Нам нужен был живой террорист, за которым мы наблюдали.

– И погибшие люди вас не интересовали…

– Не нужно так патетически, – поморщился Эхидо. – Послушайте, что я вам скажу. Идет война. Война цивилизаций. На карту поставлено наше будущее. Если мы видим, как эти типы убивают друг друга, то мы должны всего лишь отстраненно наблюдать, как они это делают. Пусть сами разбираются друг с другом. У меня был приказ – только наблюдать, что я и сделал. Вы меня понимаете? Давайте больше не будем вспоминать об этом.

– А если бы он должен был взорвать бомбу в центре Вашингтона или Чикаго, вы бы тоже только «наблюдали»?

– Нет. Я думаю, что в этом случае у меня был бы другой приказ.

– А если бы вы получили аналогичный приказ? – не унимался Бруланд.

– Я бы его выполнил, – свистящим шепотом произнес Эхидо. – Я профессиональный разведчик, мистер Бруланд, полковник американской разведки с многолетним стажем. И я знаю, что победа не достается малой кровью. Если нужно жертвовать фигурами, чтобы выиграть партию, мы обязаны это делать. Никакие сентиментальные рассуждения о цене человеческой жизни нас не должны останавливать. Или мы, или они. Я хочу, чтобы победили мы. А чего хотите вы? Только не говорите, что вы пацифист. Так не бывает. Повторяю: идет война, и вы обязаны выбирать. Либо вы на стороне своей страны и своей цивилизации, либо вы проявляете человеколюбие – и тогда террористы устраивают следующий взрыв где-нибудь в вашем городе. Вас это больше устраивает?