Стало слышно, как на левом борту кто-то из скарабеев давится смехом.

— Ну вы, там! — гаркнул, озверев, хозяин. — На левом! Я вам сейчас похихикаю!.. — Он снова повернулся к Ар-Шарлахи. — Все хотел тебя спросить, досточтимый, — начал он не без ехидства. — А как же так вышло, что ты сам брус толкаешь? Сын владыки, три складки… Как же так? Ар-Шарлахи вздохнул.

— Жить-то на что-то надо? — нехотя ответил он.

— Так вам же от государя было жалованье положено… — вкрадчиво допытывался хозяин. — Не хватает, что ли?

Теперь взгоготнули разом оба борта. Каторжане любили такие представления. Оглянуться не успеешь — уже привал…

— Положено… — Ар-Шарлахи усмехнулся. — А чиновнику, который мне это жалованье привозил — как полагаешь, почтеннейший? — тоже ведь кушать хочется… Он мне прямо сказал: «Половину — тебе, половину — мне». Да и я тоже хорош: нет чтобы согласиться — пригрозил, что поеду пожалуюсь в предгорья. А он испугался, дурачок, что в самом деле поеду, ну и послал донос. Будто бы я и разбойник Шарлах — одно и то же лицо. Имена-то похожи…

— И поверили? — ахнул хозяин, с любопытством глядя на благородного каторжанина.

— Поверить — не поверили, а жалованья на всякий случай лишили…

— Да-а… — помрачнев, протянул хозяин. — Времена…

И как бы невзначай огладил широкую складку плаща на костистом своем плече.

Справа на горизонте чуть шевелился и подрагивал черный обуглившийся скелет военной каторги. Казалось, там, в зыбком красноватом мареве, выбирается из норы огромное насекомое. Чуть поодаль чернел еще один остов…

Даже не верится: всего пять лет назад отрекся от престола Орейя Четвертый и последний! Пять лет назад раскололась великая держава, засверкали в пустыне круглые, чуть вогнутые зеркала боевых щитов, запылали колесные парусники, и все оазисы вдоль горных отрогов Харвы отделились, ушли, прихватив с собой и Пальмовую Дорогу, имевшую глупость в общем угаре поддержать этих голорылых ублюдков…

Краешек хилой тени от матерчатой покрышки коснулся наконец лица, но это уже не имело значения. Вскоре каторга поскрипывая, вползла в настоящую плотную тень слоистого выветрившегося останца, за которым кончалась щебнистая пустыня Папалан и начинались белые, прокаленные насквозь барханы Чубарры. Поскольку судно принадлежало купцу, а не престолу, прикованных каторжан на нем не водилось — одни наемники. Скарабеи разбрелись по округе: кто принялся собирать обломки парусника, брошенного когда-то пылевой бурей на эту слоистую выветрившуюся скалу, кто направился с кожаными ведрами к выдолбленному в камне водосборному колодцу; из каторги вынесли жаровню, развели огонь. После неспешной молчаливой трапезы прилегли в тени, каждый на своем коврике. Кое-кто удалился за россыпи обломков — не иначе тайком помолиться верблюду по имени Ганеб. Остальные сделали вид, что не заметили отсутствия товарищей, хотя прекрасно знали: един Бог в Харве, вот уже год как един. Ему, и только ему, надлежит возносить теперь мольбы и благодарения.

Ар-Шарлахи надеялся вздремнуть, но тут рядом затеяли горячий и на редкость содержательный диспут о том, скольких человек мог вынести один верблюд. Тот же Ганеб, к примеру… Самым горластым спорщиком оказался старик каторжанин.

— Пятерых? — презрительно вскрикивал он. — А сорок не хочешь? Пя-те-рых!

— Да это что же они? С каторгу, что ли, были?

— А хоть бы и с каторгу!

Послышалось недоверчивое хмыканье.

— Чего ж они все сдохли, раз такие здоровые?..

— Потому и сдохли! Их же через горы вели! А что им в горах жрать? На вершинах снег один да лед!..

— А я вот чего не пойму, — вмешался еще один голос. — Ну ладно, здоровые они были, с каторгу, ладно… А товары-то на них как возить? Тюки, ящики…

— Н-ну… — Старик замялся, покряхтел. — Под брюхо видать, подвешивали.

— А почему не на спину?

— На спину! На спине — люди…

— В задницу заталкивали, — не подумав, проворчал Ар-Шарлахи и был изумлен взрывом хохота. Негромкая реплика легла в паузу как нельзя удачнее.

Каторжане ржали самозабвенно, с завизгом. Крикливый старикан пытался их переорать, но с тем же успехом он мог бы соперничать с ревом песчаной бури. А тут еще кто-то предположил, постанывая, как в таком случае этих самых верблюдов разгружали, — и хохот грянул вновь.

Посмеиваясь, подошел хозяин, стал слушать.

— Безбожник ты!.. — заходился старикан. — Вот и видно, что в Харве учился, набрался у голорылых!.. Ученый! Да как у тебя язык повернулся?.. Про верблюдов — такое! Да на них твои предки в этот мир пришли!..

— Э! Э! Скарабеи! — встревожился хозяин. — А ну давай о чем-нибудь другом! Этак вы меня и впрямь на рудники укатаете…

Договорить он не успел, потому что в следующий миг со стороны красноватой пустыни Папалан нахлынул морок. Горизонт словно размыло, и в небе внезапно опрокинулась, зашевелила барханами невиданная зеленовато-серая пустыня. Ар-Шарлахи медленно поднялся с коврика. Он не раз читал о таком и слышал, но видел это впервые. Вокруг задвигались, вставая, испуганные каторжане. Послышались сдавленные восклицания, шумные судорожные вздохи.

— Что это?

В синевато-серых волнующихся барханах тонул странный корабль — с мачтами, но без парусов. Серый, ощетинившийся какими-то трубами… Пустыня вобрала его необычно массивное тулово так глубоко, что колес уже не было видно. Да нет, колес просто не было… Не было и быть не могло.

— Море, — глухо сказал Ар-Шарлахи, и в этот миг видение сгинуло. Несколько секунд все стояли не шелохнувшись и слепо смотрели в опустевшее небо над красной щебнистой равниной.

— А… а что это… море? — заикаясь, спросил подросток.

— Смерть, — жестко бросил кто-то из каторжан. — Увидел — значит готовь полотно и рой яму…

— Без корабля — оно бы еще ничего… — испуганно бормотал старик. — А вот с кораблем…

Подросток тихонько завыл. Мысль о скорой смерти ужаснула мальчишку.

— Да заткните ему рот кто-нибудь, — сердито сказал хозяин и резко повернулся к Ар-Шарлахи. — Дед болтает, ты в Харве учился… Должен знать… В книгах-то что об этом сказано?

Ар-Шарлахи неопределенно повел плечом, украшенным тремя складками.

— Премудрый Гоен утверждает, что это царство мертвых. Потому так и называется — море… Попасть туда можно только после смерти. А живым оно является лишь в миражах — как напоминание.

— А другие? — жадно спросил хозяин. — Другие что пишут?

— Ну… Андрба, например, возражает Гоену и говорит, что искупавшийся в морской воде станет бессмертным.

— Да? — с надеждой переспросил хозяин и тут же спохватился: — Постой-постой, а что толку купаться, если помер? Живым-то туда не попасть…

Ар-Шарлахи осклабился под повязкой: