Снова очутившись на месте, где был связан Алексей, Парамон остановился, сложил руки на груди и поднял голову.

На сажень от земли, опустив голову на грудь, висела на веревках, привязанная к стволу высокого дерева, «пророчица от духоборов». Она была бледна, как ее рубаха, спускавшаяся вдоль всего ее тела, на ресницах дрожали слезы, и глаза были устремлены к небу. Внизу под деревом стояли женщины, которые были здесь раньше, и между ними злая старуха Афросинья и высокая девушка Сусанна.

— Так-то, пророчица, так-то, — говорила старуха, раскачивая головой и острыми злорадными глазами любуясь видом мученицы, — чудотворца не лай, глупых людей не слушай и пророчествовать языку воли не давай. От тебя-то и бунт, собственно, вышел… не ври, девка, худого ничего не будет в Зеленом Раю… а будешь клепать на нас, что мы от Бога отпали, что начальники — обманщики и прочее такое, не то еще сделаем: язык приколотим гвоздями к дереву, чтоб не болтал ненужное. Вот ты теперь висишь на древе… и хорошо, на пользу пойдет душе твоей, — кощунница… Повиси, повиси, весело и смотреть на тебя, девка…

— Жаль ее, — проговорила Сусанна, с состраданием глядя на висевшую девушку.

— Спасибо тебе, — ответила Груня слабым голосом, и обе девушки пристально стали смотреть друг на друга. — Ты добрая, только нет у тебя понятия, каким людям служишь и кому молишься: из дерева новый бог и руками сделан.

— Эй, девка, сказала: прибью язык гвоздем к дереву, — свирепо воскликнула старуха.

— Милая, не говори так, — сказала Сусанна, — чудотворец — посланник Божий и начальники тоже от Бога… Милая, я попрошу начальника, чтобы он приказал снять тебя с дерева… я упаду перед ним на колени и буду плакать…

На глазах растроганной невесты Алексея показались слезы, и она тихим, но проникающим в душу голосом проговорила:

— Благодарю тебя… но на коленях перед человеком стоять большой грех… Люди все равны, и делающий себя великим — самый худой человек и…

— Язык, язык! — злобно воскликнула старуха, а Сусанна, испугано замотав руками, проговорила:

— Милая, твои речи — зараза и язык — скорпионное жало. Слушай ты, бедная: начальники — пастухи человеческих стад, посланники Божии и великого Лай-Лай-Обдулая. Так сам начальник веры меня учил…

Девушка от духоборов горько рассмеялась и, заметив стоящего Парамона, сказала:

— Вот он… Только не проси за меня… Спроси лучше, куда он приказал унести племянника своего, жениха моего бедного…

Слезы помешали ей продолжать…

— Великий господин… — начала Сусанна, опускаясь на колени перед начальником веры.

— Как? — переспросил Парамон, гордо закидывая голову.

— Господин…

— Еще кто я?..

— Начальник веры…

— И школ…

— Господин великий начальник веры и школ в Зеленом Раю…

Молочно-светлые глаза Парамона сверкнули радостью, и, положив руку на голову Сусанны, он сказал:

— Дитя, поистине в тебе покорливость и кротость голубицы и мудрость змеи, а таковые все — дщери самого Лай-Лай-Обдулая. Гордись этим. Чудотворец мне явился и сказал: «Сусанна пророчица будет в Зеленом Раю…» Радуйся, пророчица… Лай-Лай-Обдулай благословляет тебя, и это свидетельствует начальник веры…

— Я радуюсь, великий господин, — сказала Сусанна, очень мало понявшая из всего сказанного им, как и он сам, но, вся охваченная восторгом, она преклонила голову к ногам начальника веры.

— Челобитная твоя в чем?

— Чтобы приказал снять с дерева эту девушку и дал свободу жениху ее…

— Лай-Лай-Обдулай воспылает гневом, ибо отвратил он священный лик от девки этой… Дерзка она на язык и пророчествует худое, равно и племянника моего готовит для вечного огня…

Парамон приостановился, и женщины стали перешептываться:

— Во как оно страшно, видишь ты, для вечного огня, значит…

— И девка-то не сама болтает, сказывал намедни: черные духи в ней…

— Такая загубит и парня… Помалкивай… Начальник веры и впрямь с чудотворцем беседы ведет: оттого и мудрость в нем…

Парамон, наблюдая за действием своих слов на окружающих, приосанился и ласково проговорил:

— Однако сердце мое болит, когда смотрю на девку-то… Жалостлив я. Непременно походатайствую перед чудотворцем… Помолюсь… Может, и простит…

Парамон поднял голову и, глядя на привязанную девушку, спросил:

— Признаешь ли, что моя власть в Зеленом Раю… от Бога?..

Девушка, удивленно расширив глаза, смотрела на него с минуту и вдруг, нервно рассмеявшись, произнесла:

— От черта она…

— Слышали? — воскликнул Парамон, выпрямляясь и указывая рукой на Груню. — В ней сотни черных духов…

— Тьфу, окаянная!.. — воскликнула какая-то женщина и взяла камень в руки.

— Побить ее каменьями!..

Десятки маленьких камешков полетели на Груню, но она, как бы не обращая на это внимания, расширившимися грустными глазами смотрела на Сусанну: последняя, стоя с закинутой головой, держала тоже камень в руке.

— И ты тоже! — воскликнула Груня.

— Лай-Лай-Обдулай запрещает тебя жалеть, и я бросаю это, чтобы разогнать черных бесов.

И она бросила камень.

Слезы брызнули из глаз мученицы и заблестели на концах длинных ресниц, как капли росы. В это время шум голосов бежавших к деревне обитателей Рая, на который до сих пор присутствующие не обращали внимания, сделался настолько громким, что Парамон, всходя на маленький холм, сказал:

— Одначе, добрый чудотворец вторительно явил нашим безбожникам силу свою и посек изрядно…

— Ох, как голосит!.. — воскликнула какая-то женщина.

— Похлестал, похлестал! — раздались голоса.

— То-то небесная сила — воскликнула старуха Афросинья, подымая руку над головой. — Чудотворец божий Лай-Лай-Обдулай и посечет, и разуму научит, мило и хорошо… Ишь, как нахлестал-то… все спины чешут, паршивцы…

С этими словами она пошла вперед и за ней все женщины.

С пронзительным воплем и криками ужаса, среди которых особенно выделялись тоненькие голоса рыдающих девушек, обитатели Рая мчались к деревне. «Ой-ой-ой!» — раздавались отдельные голоса избитых. «У меня ухо отсек, проклятый!..» — «Болит моя поясница». — «Ай-ай!.. Утекайте, челевеки свободные, утекайте!» — «Какие мы свободные!» — отозвался чей-то голос. — «Нас стегают, как осликов!.. Ой-ой, помирать надо».

Как и в прошлый раз, они стали бросаться на маленькие холмики с воплями, жалобами и слезами. Слезы звенели в воздухе, и парящие над Зеленым Раем на неподвижных крыльях орлы, уставив книзу свои черные зрачки, как бы говорили людям: «Только мы — цари мира, свободные и вольные, вы же, господа, оставьте ваши затеи».