– А погибшие на поле боя, на войнах этой осени… Что с ними? – Виктор спросил осторожно, Айсур показалось, что даже как-то робко.

– А ты бы пустил убийцу в Рай? – Лиза смотрела на Виктора прямо.

– Наверное, нет.

– Даже если бы он защищал свой дом? – Айсур хотела вмешаться.

– Я бы не пустил в Рай человека, который когда-либо, хоть раз в жизни стрелял в другого.

– А что говорят философы? – спросила Айсур на этот раз уже у Лизы.

– Ничего. Просто смерть, забвение, абсолютное, постоянное ничто.

– Я думаю, они правы. – Виктор смотрел куда-то вдаль. – И что из этого следует? – Он спросил будто сам у себя.

Айсур взяла Виктора за руку. Она взглядом просила его не отвечать на вопрос. Всю же свою жизнь Виктор только и делал, что не подчинялся.

– Это значит, что все мы будем преданы забвению.

В комнате повисла пауза. Лиза не знала, что ответить, люди были слишком сложны, а беседа стала напоминать склон пропасти. Айсур молчала, она просто держала Виктора за руку и хотела помочь ему, спасти его.

– Я убивал, убивал слишком многих. Я думал, я буду защищать свой дом, служить во имя благого дела, а я только и делал, что убивал. Стреляет не оружие, а стрелок. И теперь, накануне осени нашего века, я понимаю, что придётся убить ещё. И все хотят этого, все ждут этого и к этому готовятся. И пусть кто-то попадёт в Царство Небесное, но мне туда путь заказан.

Виктор положил голову на руки. Айсур ещё не видела его таким.

– Витя, милый мой, родной мой, дорогой мой. – Она обняла его сзади, целовала в затылок. – Хочешь, я буду молиться за тебя? Отмолю все грехи твои, каждый день буду молиться, хочешь?

– А ты веришь в Бога? – спросил у неё Виктор.

Айсур взглянула на Лизу, но та смотрела на сцену с интересом отстранённого исследователя. Даже сейчас, в эту напряжённую минуту, естествоиспытатель в ней работал на полную катушку.

– Я… Я не знаю, Витя. Я не могу верить, что какой-то седой волшебник на небесах говорит всем, что делать, его слушают и нет и в соответствии с этим он наказывает или одаривает благами. Это абсурд.

– Сredo quia absurdum, – прошептала атеистка Лиза почти неслышно.

– Кому же ты тогда будешь молиться за меня, Айсур?

Гений математики не нашлась что ответить.

– Даже единственный человек, который полюбил меня, не будет за меня молиться. Мы прокляты, Айсур. И я, и ты. Я – за то, что верю в Бога, предающего меня забвению, а ты – за то, что не веришь.

– А я? – Лиза спросила с интересом.

– Не знаю. – Виктор встал. – Пойдём, – сказал он Айсур, – нам пора. Лиза устала с дороги.

Айсур покорно встала.

– Витя… – Слово вылетело словно вздох из её рта.

– Друзья, я бы очень не хотела, чтобы наша встреча завершалась на такой ноте. Это я виновата. – Лиза была хоть и беспристрастна, и сцена была ей интересна, но она была добросердечна.

Виктор улыбнулся:

– В чём, друг мой?

– Ну… Во всём, всём этом.

– Не вини себя во всём. Ты не выдержишь и половины.

Виктор быстро повернулся и вышел из её домика.

Айсур видела, насколько Лиза остаётся безразлична, скорее беспристрастно заинтересована даже в свете разворачивающейся драмы. На секунду ей показалось, что Виктор может выстрелить в висок, а для Лизы это будет редким исследовательским материалом, не более. «Разве человек может так жить? Что мы, острова в океане? Как можно быть такой?» Айсур задавала себе эти вопросы, когда смотрела на светлое и красивое лицо учёной девушки. «Неужели я такая же?» Она вышла, не попрощавшись, лишь кивнув слегка заметно.

Виктор ждал Айсур на крыльце. Он взял её под руку, она покорилась. Только сказала через несколько минут:

– Витя…

Он не стал перебивать её, а просто крепче сжал Айсур руку, и она замолчала сама.

– Мы вместе сейчас. И это самое главное.

И хотя голоса Айсур и Виктора разительно отличались и Айсур говорила с лёгким, едва-едва заметным акцентом, даже когда в сумерках замерла летняя тишь, нельзя было понять, Айсур это сказала или Виктор.

– Рота… подъём!

Виктор вставал как ошалелый по тревоге. Только после контузии тяжело было, руки и ноги – будто ватные. Откуда-то он уже знал, что враг прорвал оборону и авангард дивизии уже отступает. На построение – три секунды, время пошло! Он смотрит на солдат перед ним. Понимает, что это не его подчинённые, но командование принимает. Ранение в голову позавчера даёт о себе знать. Бывают мгновения, будто он выпадает из действительности.

Пока рядовой состав готовится, Виктор спешит в штаб.

– Что случилось?

Дежурный докладывает, что батальон редислоцируется во второй эшелон для защиты складов, пока они эвакуируются. Говорить больше не положено, да и не надо. И так понятно – отступление продолжается. Грохот раздаётся за окном, страшный, громкий, как рык Левиафана. Вспышки света такие же жуткие.

– Артиллерия?

– Какая ж артиллерия-с? Гроза-с, ваше благородие, – говорит усатый офицер.

Виктор смотрит на него, шутника этакого. Правда, гроза. Хорошо, есть время выполнить задачу. В складах – боеприпасы для бойцов… фронта. Какого? Виктор не расслышал, но внимание на этом не заостряется.

– Коня мне седлали?

– Так точно-с, – отвечает дежурный по штабу. Что-то в нём не так, царские погоны вселяют смутную тревогу, всё зыбко, неправильно, не по-нашему.

Кукушка на стене прокуковала: четвёртый час ночи. Значит, противник напал до первых петухов. Вероломный зверь, ворвавшийся во тьме, напавший, пока мы спали. Впрочем, нам не привыкать, всегда так, всегда так. Нападут, когда меньше всего этого ожидаешь.

Лев Иванович постучался в окошко.

– Вы сына моего не видели? – Лев Иванович одет как бедняк, вылитый Лев Толстой: опоясан грубой верёвкой, бос. – Тут где-то бегает, наверное, заплутал. Пойду спрошу у Настасьи Прокловны. Настюшааа… – завыл, как волк…

Пристрелить, чтоб не мучился? Нет, да и рука к нагану не тянется.

Через пару минут – уже у склада. Почему-то без коня. Солдаты стоят плечом к плечу, как древние гоплиты (откуда ему известно это слово?), трёхлинейки держат, как копья.

Эвакуация затягивается.

– Да где там они завязли? Склады очистить надо! – Виктор орёт на фельдъегеря, но тот будто вжался в себя, протягивает конверт, но ответа не знает, молчит. Виктор сурово вырывает оперативное донесение из рук фельдъегеря.

– Откуда? – сурово спрашивает.