изложенные в пропаганде факты отражают правду жизни, термин «истина» здесь не очень подходит, лучше использовать общепринятое значение, отраженное в разговорном языке словом «реальность» или «правда»). Чаще всего понятие пропаганды связывают с ложью, измышлениями, называют ее враньем, считая, что иначе быть не может. Сам Гитлер подтвердил эту точку зрения, утверждая, что чем больше лжи, тем скорее публика в это поверит. Отсюда проистекают две позиции по отношению к пропаганде: первая – «Мы не станем жертвами пропаганды, потому что способны отличать правду от лжи». Это очень удобная для пропаганды позиция, так как пока люди уверены, что им сообщают правду, они не считают это пропагандой, тем самым они делаются для нее более доступными, легковерными.

определение понятию пропаганды, считает эту ее особенность основополагающей. Но это утверждение в корне не верно. Все пропагандисты на каждом углу уверяют, что их главная задача – избегать лжи[87]. Наиболее часто встречаемое утверждение любого пропагандиста: «достоверность в пропаганде вознаграждается». Еще Ленин об этом говорил.

В противовес мнению Гитлера можно вспомнить рекомендации Геббельса по поводу точности в изложении распространяемых фактов[88]. Как объяснить это противоречие? Для этого стоит, пожалуй, различать в пропаганде сам факт и его интерпретацию, его представление публике, иначе говоря – определить границу между материальной структурой и моральной составляющей. Точность, за которую стоит бороться, находится на уровне факта. Необходимая ложь, которая тоже чего-то стоит, находится на уровне изложения этого факта. Таково фундаментальное правило интерпретации событий, принятое в пропаганде.

Проблема факта: всем давно известно на примере рекламы, что правдивость, точность в описании товара и услуги являются важной составляющей. Клиент должен доверять объявлению, если по опыту он поймет, что его обманули, и так несколько раз, очевидно, что он больше не будет доверять рекламе. Вот почему рекламодатели строго следуют этому правилу и даже организовали фирму, которая проверяет рекламные обещания с целью выявить недобросовестную рекламу, вводящую в заблуждение потребителя, а также выдает знак качества тем, кто честен. Но есть такой объективный проверочный критерий – опыт. В таких вещах, как политика, очень трудно проверить посулы опытным путем, поэтому стоит различать частные случаи, где опыт может служить проверкой правдивости, и другие. Очевидно, что пропаганда должна действовать очень осторожно в первом случае, где проверка возможна, иначе она разрушит сама себя. Пренебречь проверкой достоверности можно, конечно, но тогда население нужно держать в ежовых рукавицах, чтобы пропагандировать что угодно, рассчитывая, точнее будучи уверенным, что тебе поверят, но это – редкий случай, имеющий потом неприятные психологические последствия.

Для более сложных вещей, глобальных и протяженных во времени, где проверка пропагандистских посулов обычным экспериментальным путем невозможна, точность в изложении фактов, в общем и целом, тоже стараются соблюдать. Можно согласиться с тем, что статистические данные, предоставленные страной Советов и США, скорее всего, верны за небольшим исключением. К тому же вряд ли у кого-то появится интерес основывать пропагандистскую кампанию на вымышленных или подтасованных статистических данных. Статистика как правило не врет. Ярким примером обманной пропаганды может служить запущенная коммунистами история с бактериологическим оружием. Без сомнения, в какой-то момент она была необходима с определенной точки зрения, и многие «истинные патриоты» поверили в то, о чем тогда говорилось. Но среди колеблющихся она вызвала скорее негативный эффект, они заметили противоречия, налет неправдоподобия в этой вымышленной истории и решили, что это – неудачная попытка властей навести тень на плетень. Но если подобное случилось бы в Западной Европе, история вызвала бы большой резонанс в Северной Африке и в Индии. Стоит заметить, однако, что иногда случалось добавить ложь к реальному факту, и это небесполезно, но теперь встречается все реже[89].

К этому замечанию следует добавить три поправки. Прежде всего, пропаганда может с легкостью базироваться на осуждении лжи, основываясь на факте, который на самом деле реально существовал, но который с трудом поддается проверке. В такого рода упражнениях преуспел Хрущев: он с возмущением обвинял во лжи тех, кто руководил страной до него, чтобы убедить всех в правдивости своих собственных заявлений. Так в декабре 1958 года на заседании ЦК Компартии он утверждал, что Маленков «закоренелый обманщик», что предоставленные им статистические данные – это вымысел и подтасовка. У меня нет оснований верить Хрущеву больше, чем Маленкову, но я понимаю, как это работает: раз Хрущев осуждает Маленкова за то, что тот лжет, значит сам Хрущев говорит правду. Хрущев, называя Маленкова лгуном, понижает приведенные Маленковым цифры собранного в 1952 году урожая зерновых (не 9,2 миллиарда пудов, а, якобы, 5,6 миллиардов), а значит, по словам Хрущева, за 6 лет к 1958 году урожайность возросла не на 15 %, а на 75 %! Это потрясающе! Но в этой ситуации почему-то я в большей степени склонен считать, что верные цифры привел не Хрущев, а Маленков[90].

Вторая поправка касается манеры представления фактов. Если событие или цифры составляют часть пропаганды, можно проверить их достоверность, но обычно факты представляются таким образом, что слушатели или читатели не могут понять, откуда они взяты, или не понимают, какие выводы можно сделать из представленной информации. Цифры, например, подаются вне всякой связи с источником данных, заявляется, что производительность возросла на 30 %, но не указывается за какой период времени, или, к примеру, говорят, что уровень жизни возрос на 15 % без пояснений о том, каким образом ведутся подсчеты и т. д. Таким образом, приведение цифр в рамках пропаганды – очень удобный способ манипулирования, если трудно понять, насколько они не согласуются между собой и противоречивы[91]. Исходя из процентных показателей сложно понять картину в целом. Можно, конечно, провести исследование, восстановить зависимость, сопоставить с другими источниками, но эта работа требует времени и терпения, а также специальных знаний. Эта работа – для опытного специалиста, конечно, можно все привести в порядок, но результат появится много позже пропагандистской акции, к тому времени она уже произведет нужный эффект. Кроме того, результат исследования будет опубликован в виде технического отчета и станет известен лишь небольшой аудитории. Публикация результатов исследования, отражающих реальное состояние вещей, для пропаганды не представляет большой опасности. Но современный пропагандист, не желая рисковать, не станет откровенно врать, он предпочтет умолчать о фактах, не согласующихся с его кампанией. Не случайно пятая часть рекомендаций, которые Геббельс составил между 1939 и 1944 годами для печатной прессы, относились именно к умалчиванию. То же самое можно сказать и о советской пропаганде. Если событие нельзя было утаить, о нем упоминали вскользь, или информация о нем появлялась много времени