Через час домой вернулась Сара, бросила на него равнодушный взгляд:

— Ты что, заболел?

Он не ответил. Она зашла в кухню, вернулась назад:

— Ты выпил вино?

В ее голосе звучал упрек. Ларс лежал на диване, обняв себя за плечи.

— Ты пьян?

Он не ответил.

— Что происходит, Ларс?

Он поднялся, взял джемпер, валявшийся на полу, и натянул его.

— А тебе-то что? — Пройдя в холл, он надел ботинки и вышел из квартиры.

В ближайшем баре Ларс заказал себе водку с тоником и вскоре разговорился с подвыпившим пенсионером о том, почему в Швеции так боятся сажать людей в тюрьму. Ларс возбудился и пустился в длинные рассуждения о принудительном лечении и наказании. Скоро он потерял нить. Простые аргументы не приходили на ум, как обычно. Пенсионер и бармен расхохотались, видя его беспомощность.

Когда бар закрылся, Ларс еще долго бродил по ночному городу, едва держась на ногах. Он справил малую нужду на парковочный автомат, хихикал неизвестно над чем, строил гримасы и показывал средний палец проезжавшим машинам и прохожим. Затем наступила чернота.

Он проснулся у подъезда на улице Вольмар-Юкскюльсгатан в половине пятого, когда почтальон, разносивший утренние газеты, перешагнул через него. Ларс поднялся и медленно побрел домой, засунув руки глубоко в карманы, одновременно пьяный и похмельный. Как бревно рухнул он в постель рядом с Сарой. Та подскочила, прошипела, что от него воняет спиртом, и ушла, забрав с собой свое одеяло.

Три часа спустя Ларс проснулся от того, что утреннее солнце светило ему в лицо. Сары не было, ее половина кровати, как всегда, осталась незастеленной — он терпеть не мог эту ее манеру. Натянув одеяло на голову, попытался снова заснуть, однако на душе кошки скребли.

Дрожащими руками Ларс сделал себе кофе, выпил, пытаясь собраться с мыслями и вспомнить, кто он такой, однако ничего не нашел. Пустота. Все стерлось.

— Помоги мне, я одна не справлюсь! — крикнула София в сторону верхнего этажа, вытирая руки кухонным полотенцем.

— Иду! — раздраженно откликнулся сын.

Оглядев полотенце, София сочла, что оно слишком изношено, чтобы вешать его назад, и выкинула его в помойное ведро.

Альберт спустился по лестнице, когда она прикрывала фольгой форму с дымящимся запеченным в сливках картофелем. Она кивнула на коробку с подарком, стоявшую на столе. Рядом лежали рулон цветастой упаковочной бумаги, скотч и желтая лента. Усевшись у стола, Альберт принялся резать бумагу.

София переставила форму с плиты на столик, заторопилась, поскольку жар прошел сквозь прихватку, и форма стукнулась о подставку.

Альберт примерял бумагу к коробке:

— Кому подарок?

— Тому.

— С какой стати?

— У него день рождения.

Коробку он обернул аккуратно, а вот скотч приклеил небрежно. Испытывая легкое раздражение, мать отобрала у него скотч, переделала — и тут же пожалела, что так поступила.

До дома, где прошло детство Софии, ехать было недалеко. Толстые зеленые кроны деревьев создавали удивительное чувство уюта. Дома тонули в зелени дубов, берез и яблонь. Закатные лучи придавали всему золотистый оттенок — Софии это нравилось.

На склоне перед самой виллой им навстречу выбежала Рэт — маленькая белая собачка. Никто не знал, что это за порода — она была просто маленькая и беленькая, лаяла на все, что двигалось, и то и дело кого-то кусала.

— Задави ее, — тихо проговорил Альберт.

Оба они недолюбливали собаку.

— Ты расстроилась бы, если бы Рэт умерла? — продолжал Альберт.

София молча улыбнулась.

— Нет, правда, ты расстроилась бы? — не отставал он.

София молча покачала головой, Альберт улыбнулся понимающей улыбкой.

Том готовил напитки в гостиной — под пение Синатры и аккомпанемент Жобима.

— Привет, Том!

Рот у него был забит оливками, он помахал рукой Софии, призывая ее подождать, однако ждать она не стала. Навстречу им вышла Ивонна, поцеловала Альберта в лоб, сжала руку Софии и снова исчезла. На ней, как всегда, были новые белые кроссовки. Ивонна двигалась так, словно в свои семьдесят по-прежнему считала себя исключительно привлекательной женщиной.

На ковре перед телевизором сидел парень Джейн из Аргентины по имени Хесус и что-то смотрел без звука.

— Привет, Хесус!

— Привет, София! — дружелюбно ответил он, продолжая смотреть телевизор, сидя все в той же позе портного.

Хесус оставался для нее загадкой. Трудно сказать, чем он не похож на остальных, но каждый раз, когда она пыталась докопаться, в чем причина его странной манеры держаться, выяснялось, что она ошибается. Джейн была с ним счастлива — София не понимала до конца почему, однако немного завидовала сестре. Они с Хесусом мало взаимодействовали, а когда встречались, то улыбались друг другу. И когда Хесус возвращался после трех месяцев в Буэнос-Айресе. И когда они сталкивались в кухне после того, как София поговорила по телефону. Улыбки всегда были одинаковые — такие широкие, словно оба готовы вот-вот засмеяться.

София вышла в кухню. Джейн сидела за столом и пыталась нарезать овощи. Готовить она не умела в принципе. София поставила в духовку запеченный картофель, который привезла с собой, поцеловала сестру и села рядом с ней, наблюдая за тем, с каким трудом Джейн нарезает огурец кубиками. Кубики получались очень разными по форме и по размеру. Джейн, едва справляясь со злостью, подтолкнула разделочную доску старшей сестре, и та с готовностью принялась за дело.

— Где вы были? — спросила София.

За ужином в воскресенье обычно собирались София с Альбертом и мама Ивонна с Томом. Джейн и Хесус приезжали, когда им взбредет в голову. У них не было никакого четкого расписания, и тем радостнее было их видеть, когда они появлялись.

— Нигде, то тут, то там, — проговорила она и покачала головой. — Даже не знаю.

Джейн сидела, облокотившись рукой о стол и подперев щеку ладонью. Эта поза, кажется, действовала на нее успокаивающе. Она молча наблюдала за Софией, нарезавшей овощи.

— Посмотри на меня, — сказала она.

София повернулась к ней.

— Ты что-то с собой сделала?

— Сделала? В каком смысле?

— Со своей внешностью.

Сестра покачала головой:

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

Джейн внимательно оглядела ее.

— У тебя совсем другой вид. Какой-то воздушный, радостный.

София пожала плечами.

— В твоей жизни произошло что-то особенное? — допытывалась Джейн.