Она подошла к двери чулана, к которой была приколочена вешалка для одежды, и промолвила, собираясь снять жакет:

– Гертруда, приготовь на ужин меренги, его сиятельство, поможет тебе взбить белки.

Кухарка рассмеялась и, покачав головой, стала вынимать из печи мясной пирог. Антония принялась неторопливо расстегивать пуговицы на жакете. Ремингтон пристально наблюдал этот процесс, ощущая нарастающее напряжение и беспокойство от вида ее белой блузки и гибких рук с длинными изящными пальцами, скользящими по кружевам. Пуговиц было не менее двух десятков, и прошла, как ему показалось, целая вечность, прежде чем она наконец-то сняла жакет и надела фартук. Изгиб стройного женского тела, спелые груди, угадывавшиеся под тканью, тонкая талия леди Пак-стон настолько возбуждали лорда Карра, что в его чреслах вспыхнуло пламя и начало стремительно распространяться по всему телу. Смущенный такой реакцией своего мужского естества, он отвел взгляд и проглотил подступивший к горлу ком.

Антония сказала что-то кухарке, та обернулась и указала пальцем на чан с объедками и рыбьими головами, стоявший в углу. У графа вытянулось лицо.

– Пора кормить крошек, – сказала Гертруда. – Вам будет небезынтересно на них взглянуть, милорд.

– Откуда в этом доме дети? – холодея от ужасного предчувствия, спросил Ремингтон. – Ведь здесь живут одни пожилые вдовы…

– Это не дети, но весьма занятные крохотные живые существа, – пояснила кухарка, ухмыльнувшись.

– Понятно, это чертово отродье, – пробормотал он, побледнев. – Я бы предпочел заняться чем-то здесь, на кухне. Ведь у вас наверняка найдется, что мне поручить.

– Я думаю, что она вполне управится и одна, – сказала Антония, направляясь к черному ходу. – А вы возьмите чан и ступайте за мной.

Ремингтон отряхнул ладони, схватил чан с остатками еды и последовал за ней. Она провела его подлинному коридору в другую половину дома и вошла в комнату, где жили кошки – самых разных расцветок, размеров и пород. Все они окружили свою благодетельницу и стали вертеться возле ее ног, благодаря за угощение. Ремингтон даже не успел поставить чан е кормом для них на пол, как эти голодные пушистые твари с мяуканьем и урчанием прыгнули на него, царапая ему ноги своими коготками и вертя хвостами.

– Пошли прочь! – крикнул он. – И как это я не догадался, что, помимо старых дев, здесь обитают еще и бездомные кошки!

– Не старых дев, а вдов, сэр, – поправила его Антония.

– Не вижу никакого различия между ними! – огрызнулся граф, безуспешно борясь с кошками, одурманенными запахом рыбы.

– Вы заблуждаетесь, милорд! – возразила Антония, с удовлетворением наблюдая за его тщетными попытками отбить атаку взбесившихся мохнатых четвероногих ведьм. – У вдов имеется большой жизненный опыт, а старые девы, как правило, им не обладают.

– Опыт общения с мужчинами, – уточнил Ремингтон и ухмыльнулся, заметив румянец, выступивший на ее щеках. Впервые ему в голову закралась мысль об опыте такого рода самой леди Пакстон. Ее супруг годился ей в дедушки, возможно, именно в этом-то и заключается причина возникновения у нее ненависти к мужчинам. Что же только вытворял со своей молодой женой старый проказник Джеффри Пакстон?

Антония взяла с полки несколько мисок. Поставила их на стол и сказала:

– Можете наполнить их угощением для моих милых крошек!

С нескрываемым отвращением Ремингтон взял большую ложку и стал раскладывать корм по мискам. Кошки легко запрыгивали на стол и с жадностью набрасывались на еду. Но один испуганный котенок вцепился ему в штанину мертвой хваткой и не желал с ней расставаться.

– Боже правый! Кажется, я понравился одной из ваших тварей, – пробормотал граф и, наклонившись, схватил кошку за холку.

– Не мучьте бедное животное, это ведь котенок! – промолвила Антония и, погладив пушистую крошку по спинке, легко оторвала ее от брючины и поставила на стол у миски. – Ей всего месяц. Она еще совсем глупенькая и пугливая.

Граф Ландон, красный от натуги, взлохмаченный и перепачканный мукой и какой-то непонятной пахучей дрянью, выпрямился и вскричал:

– Терпеть не могу кошек! И маленьких детей тоже!

– Право же, вы меня удивляете, сэр! – сказала Антония, скользнув насмешливым взглядом по корсету. – Я полагала, что вы ненавидите только женщин.

– Вам следовало бы повнимательнее читать мои статьи, – возразил Ремингтон. – В них я постоянно подчеркиваю, что критикую не самих представительниц слабого пола, а их потребительское отношение к мужчинам.

– И чем же мы, женщины, вам насолили? Что вас, собственно говоря, не устраивает в нашем к вам отношении, граф?

Глаза Ремингтона потемнели. Он поставил чан на стол, обтер о корсет ладони и шагнул к Антонии. Она попятилась, испуганная зверским выражением его перекошенного лица.

– Вы, женщины, вынуждаете нас жениться на вас и превращаете нас в своих рабов. Вы безрассудно транжирите наши деньги, воруете наше время, отнимаете у нас силы! И при»этом еще возмущаетесь, когда мы позволяем себе маленькие шалости и расходы на собственные мелкие нужды.

Антония продолжала медленно отступать.

– Вы шантажируете нас своей слабостью и беспомощностью, обезоруживаете нас своим кокетством и всяческими женскими штучками. И терзаете наши сердца своими слезами и упреками!

Он загнал ее в угол и стал сверлить взглядом. Антония затаила дыхание. Ремингтон продолжал выдвигать обвинения:

– Вы бессовестно спекулируете на наших чувствах и порядочности! Короче говоря, вы ловко водите нас за нос, миледи!

У нее вдруг пересохли губы. Но она подавила желание облизнуть их и, судорожно вздохнув, прошептала:

– Но ведь так ведут себя не все женщины! Вот я, к примеру, никогда не обманываю мужчин.

– Неужели? – Он криво усмехнулся, и у нее задрожали колени. – Значит, за нос мужчин вам водить не доводилось. А за какие же в таком случае другие части тела вам приходилось их хватать?

Тихо охнув, Антония с ужасом поняла, что не в силах ни возразить, ни влепить ему пощечину. Его чувственные губы уже были слишком близко, он прижался к ней всем телом и заключил ее в объятия. В тот же миг все закружилось у нее перед глазами…

Он с наслаждением впился в ее губы ртом и вздрогнул, пораженный сладостью поцелуя. Антония затрепетала и обмякла. Он крепко стиснул ее, и она, обняв его одной рукой за талию, прижалась к нему животом и бедрами. Ремингтон ощутил жар в своих напрягшихся чреслах и задрожал от вожделения. С губ Антонии сорвался сладостный стон…

Все это повергло в умиление Гертруду, наблюдавшую эту сцену через окошко в двери комнатки для кошек. Ей давно уже не доводилось видеть амурную сцену, тем более с участием своей добродетельницы. Но приближалось время обеда, и кухарка была вынуждена нарушить идиллию целующихся и войти в комнату.

Скрип дверных петель и сквозняк напугали ее постоянных обитателей: кошки с мяуканьем попрыгали со стола на пол, а Ремингтон и Антония резко отшатнулись друг от друга. Гертруда пробормотала что-то насчет срочной работы, которая ждет лорда Карра, и ретировалась. Ремингтон схватил чан и отправился на кухню, не проронив ни слова.