Аверил отдала мужу башмаки.

— Надевай. Вижу теперь, что они не из такой уж грубой кожи, как мне показалось. И котт голубой. Раньше я не могла различить цвет из-за пыли. Но он очень поношенный, господин. Есть ли у вас в Эверли ткани? Тогда я могла бы сшить новый. Ты управитель обширного поместья. Не пристало такому человеку выглядеть жалким бедняком.

— Но я и есть бедняк, — напомнил он. — Эверли принадлежит моей сестре.

— Но за мной дают скот, овец и пятнадцать серебряных пенни! Так что теперь ты не бедняк и должен получить новый котт.

Рис засмеялся:

— Удивительно, что, несмотря на свою поразительную красоту, жена, ты наверняка будешь заботиться обо мне и наших детях. В тебе нет ни излишней гордости, ни надменности. Моей сестре есть чему у тебя поучиться. Рон, ее старая няня, не сможет сделать из Мэри настоящую леди, зато ты сможешь.

— Но я действительно высокомерна, господин, только когда это требуется, — призналась она.

Он снова засмеялся и одернул котт. И в самом деле ткань уже просвечивает. Неплохо бы иметь новый.

— В Эверли много материй, моя красавица валлийка. И пока в тебе будет зреть наш первый ребенок, ты успеешь сшить мне новую одежду.

— Даже хорошо воспитанная девственница знает, что для того, чтобы получить ребенка, недостаточно одного желания, — чопорно заметила Аверил, хотя на губах играла легкая улыбка.

Рис схватил ее в объятия и принялся целовать.

— Сегодня ночью, жена, тебе предстоит многому научиться. Но сейчас нас ожидают в зале за свадебным столом.

Раскрасневшаяся Аверил тем не менее нашла в себе силы прошептать:

— Тогда пусти меня, Рис Фицхью.

Что же, может, брак с этим человеком окажется не таким уж неудачным? Пусть он не знатный лорд, но все же настоящий мужчина, а это чего-то да стоит.

Войдя в зал, Аверил и Рис увидели, что семья уже собралась и ждет. Обычно обед подавали в полдень, но сегодня Мирин выслал гонца, чтобы предупредить о своем возвращении. Поэтому леди Аргел отложила обед, а кухарка тем временем успела приготовить еще несколько блюд, ибо мужчины ели куда больше, чем остававшиеся в замке женщины и дети. Все уселись на предназначенные для них места. Аверил и Рис устроились справа и слева от лорда Дракона. Леди Аргсл сидела по левую сторону от невесты, рядом с Роджером Мортимером, Майей и Исбел. По левую сторону от жениха сидели лорд Мортимер, Бринн и Джуния.

Случайно забредший бродячий монах-цистерцианец, попросивший на ночь приюта у лорда Дракона, благословил обед и молодых. К удивлению Риса, слуги расставили перед обедавшими блестящие оловянные тарелки и разложили такие же ложки, Он раньше никогда не видел такой посуды, хотя слышал о ней. Правда, тарелки подавали только на высокий стол. Остальные довольствовались корками караваев. Слуги принялись разносить серебряные блюда с едой: вареной форелью на листьях кресс-салата, жареными каплунами и олениной и кроличьим пирогом в густой коричневой подливе. Нашелся и последний летний горошек. Все это заедалось свежим, еще теплым хлебом со сливочным маслом. Слуги разливали вино в оловянные чаши. Десертом послужили сыр, груши, сахарные вафли и желе.

Когда ужин наконец закончился, гости за высоким столом вымыли руки в чашах с душистой водой, принесенных слугами. Другие слуги собирали хлебные корки, чтобы раздать бедным, собравшимся у двери, выходившей на огород. Лорд Мортимер был поражен гостеприимством и изысканностью приема, совершенно такими же, как в самых знатных английских домах, а в некотором отношении даже лучше.

Дочери лорда Дракона встали и принялись развлекать гостей. Как большинство валлийцев, они были очень музыкальны от природы. Аверил играла на телине, кельтской арфе, Майя — на пибгорне, тростниковом инструменте, принятом у валлийцев. Джуния больше любила блок-флейту, игру на которой чередовала с игрой на маленьком раскрашенном барабане и цимбалах или колокольчиках. Последними она трясла в такт музыке. Из всех сестер она была самой одаренной.

За окнами стемнело, и сумерки быстро сменились ночью. Посуду давно убрали, все столы, кроме высокого, сложили и поставили к стене вместе со скамьями. В большом очаге пылал огонь, прогоняя вечернюю сырость и холод. Разлегшиеся перед очагом собаки мирно храпели. Мужчины тихо беседовали между собой. Тем временем Горауин потихоньку подошла к дочери.

— Пора провожать тебя в брачную постель, Аверил, — шепнула она. — А вы, девушки, продолжайте играть.

Аверил, закончив мелодию аккордом, отложила телин и встала. Сестры немедленно завели веселый танец, чем отвлекли остальных от ухода Аверил. Обе женщины покинули зал.

— Куда мы идем? — спросила Аверил мать.

— В ту комнату в башне, где ты переодевалась. Днем мы с леди Аргел приготовили ее для тебя и твоего жениха. Так что в брачную ночь вы останетесь одни.

— А где будут спать лорд Мортимер и его сын?

— В зале. Мы положили туда тюфяки. Они воины, так что им не привыкать спать и на земле, и на голом полу. Кроме того, спальня для гостей нужна вам, чтобы осуществить брачный союз. Мирин не позволит вам уехать, пока не удостоверится, что ты стала женщиной, Аверил. Иначе у Риса может появиться предлог отвергнуть тебя.

— Не думаю, что он способен на такое, матушка, — покачала головой Аверил. — Он благородный человек.

— Истинно благородные люди не похищают невинных девушек, — отрезала мать.

— Но каждый ведь может ошибиться, не так ли? — поспешно сказала Аверил. — А если человек старается загладить промах, значит, это истинное благородство.

Горауин тихо рассмеялась.

— Ты защищаешь его, — поддразнила она. — Не может случиться так, что тебе начинает нравиться новообретенный муж?

— Нравится или нет, все равно мне придется с ним жить, пока смерть не разлучит нас, — рассудительно заметила дочь.

Горауин снова рассмеялась.

— Он красив и достаточно молод, чтобы доставить тебе Удовольствие в постели. Надеюсь, он будет неутомим в любовных забавах. Ты права, дочь моя, когда пытаешься найти в нем хорошее.

Они добрались до верха башни. Горауин открыла дверь и проводила дочь в комнату.

— Я помогу тебе раздеться, — объявила она и, когда на Аверил осталась одна камиза, показала на тазик теплой душистой воды, стоявший на углях крохотного очага.

— Облегчись, а потом вымоешься, — велела она.

Аверил сделала, как было сказано, вылила в окно содержимое горшка и поставила горшок под кровать. Потом почистила зубы тряпочкой и вымыла интимные места.

Горауин довольно кивнула.

— А теперь снимай камизу.

— Мама, а он тоже будет голым? — нервно пробормотала Аверил.

— Вот увидишь, он придет в чем мать родила, — усмехнулась Горауин. — Я всегда считала, что любовники должны быть равны, хотя столь нечестивая мысль немногим придется по вкусу.