– Вперед, Миха!

– Есть вперед!

7. Добруджа, Констанца. 21 июля 1941 года

…Октябрьский, не в силах усидеть на месте, спустился к Намгаладзе.

– Где немцы?

– Части 1-й танковой группы Клейста движутся на восток. Предположительно, завтра 4 августа, пройдут севернее Умани.

– А 17-я?

– 17-я армия вермахта обходит Умань с юга…

– Немедленно свяжитесь с Будённым, Тюленевым и Кирпоносом! Всем шлите шифровку, в которой укажите следующее: «По данным разведки, немцы не будут выходить к Днепру между Киевом и Черкассами. 1-я танковая группа и 17-я армия вермахта окружают под Уманью 6-ю и 12-ю армии Юго-Западного фронта. Постарайтесь избежать окружения путем отхода на юго-восток».

Намгаладзе не знал, где комфлота берет свои разведданные, но верил ему безоговорочно – Октябрьский еще ни разу не ошибался.

Всего через несколько минут шифротелеграмма за подписью командующего Черноморским флотом разошлась по штабам.

Малость успокоившись, Филипп поднялся к себе.

С одной стороны, хорошо, что он решился на «великие перемены», они позволили задержать всю группу армий «Юг» на несколько дней. Но скольких же это нервов стоило ему!

Ведь все те даты, которые он помнил ранее, сбились.

Но авиаразведка не могла ошибиться – немцы обходят Умань. Если Будённый и командующие фронтами не станут тратить время на проверки, а немедленно начнут отвод войск, то котла под Уманью удастся избежать.

Через несколько дней, не ранее, станет ясно, успели ли Кирпонос с Тюленевым, спасли ли почти полмиллиона красноармейцев от плена и гибели в «уманской яме»[18].

Впрочем, скучать в эти дни не придется. Вот-вот начнется наступление на Констанцу…

Октябрьский усмехнулся и нервно-зябко потер руки.

Будет весело.

Юлиус Фишер:

«Транснистрия была географической уродиной. Сегодня это – бесследно исчезнувший исторический призрак, символ геноцида.

При Гитлере и нацистском движении миссией немцев было истребление расы или групп людей. В своей дьявольской работе немецкие нацисты оставались верными себе, своей системе, поистине непревзойдёнными в своей основательности, систематичности, жестокости.

Румынский геноцид имел другой характер. Диктатор Ион Антонеску был сумасшедшим, подобным Муссолини и Гитлеру, но без их качеств лидера, во-первых, и – железной воли, во-вторых. Тщетно добиваясь поддержки политических партий Румынии, он действовал особняком.

Антонеску требовал от местных властей вести себя так, как будто «власть Румынии установилась на этой территории на два миллиона лет», и заявлял, что пора переходить к экспансионистской политике, которая включала в себя эксплуатацию всех видов ресурсов на захваченных территориях. Он говорил: «Не секрет, что я не намерен упускать из рук то, что приобрел. Транснистрия станет румынской территорией, мы её сделаем румынской и выселим оттуда всех иноплеменных. Во имя осуществления этой цели я готов вынести на своих плечах все тяжести».

За его высокопарными фразами и декларациями не было реальной силы или организации. Он издавал свои указы о депортации и уничтожении евреев без какого-либо четкого плана и руководства. В следовавших затем беспорядках и хаосе все злодеи были бесконтрольными. Каждый губернатор, префект, клерк, каждый военный или даже гражданский чиновник мог поступать согласно своей прихоти, как ему заблагорассудится. И они действовали с невообразимой алчностью, жестокостью и садизмом.

В жалком стремлении следовать примеру немецких коллег они избивали свои жертвы дубинками, истязали их, заставляли раздеваться, запирали в вагонах для скота, морили голодом или доводили до смерти изнурительной работой. Но румыны внесли и собственный «вклад» в изобретение особых мер: марши в зимнюю стужу людей, раздетых догола или закутанных в газеты; массовое изнасилование женщин и девушек; и самое ужасное – сожжение заживо 20 000 евреев в Одессе…»

Добруджанский плацдарм, Констанца. 8 августа 1941 года

К 8 августа стало ясно, что замкнуть Уманский котел немцам не удалось – части Юго-Западного фронта вышли из окружения, а 4-й и 15-й мехкорпуса даже нанесли фланговый удар 257-й пехотной дивизии вермахта.

Октябрьский весь тот день чувствовал себя счастливым. Не появлялось ощущения, что он спаситель, и все такое. Ему просто были известны данные, которые проще всего оказалось выдать за разведывательные. И получилось!

Этот выход из окружения…

Филипп затруднялся со сравнением. Вину перед теми, кого он предал «в тот раз», он испытывал по-прежнему, разве что приглушенно. И «работа над ошибками» обязательно будет проделана, тут даже разговора не может быть.

Но вот эти окруженцы… Тут совсем другое. «В тот раз» он ни в чем не провинился перед бойцами Юго-Западного фронта.

Тогда и в Ставке, и в штабе фронта были уверены, что немцы рвутся на восток, дабы поскорее выйти к Донбассу, оттого и дали промашку. А у Клейста и прочих были совсем иные цели и задачи.

В общем, получается так, что он натворил дел новых, таких, которые никто до него не делал. И сто с лишним тысяч, или сколько их там было, живых и невредимых бойцов РККА – это лучше любых орденов и наград.

И даже то, что немцы развернули наступление на Добруджу, не портило Октябрьскому настроения.

В конце концов, он имел это в виду с самого начала – гитлеровцы ни за что не оставят их в покое, они сделают все, чтобы выжить «задунайских» русских.

Самыми жаркими были бои за Чернаводский мост. От того моста одни быки остались да переломанные пролеты, рухнувшие в реку, но именно здесь немецкая 16-я танковая напирала сильнее всего.

«Мессершмитты» неистовствовали, изничтожая позиции советских зенитчиков. Дольше всех продержалась пятая батарея – ее огневые взводы сбили семнадцать самолетов за очень долгий день 7 августа. Комбатр Томин остался один – раненый, он заряжал и наводил единственное уцелевшее орудие, доведя общий счет до восемнадцати «мессеров», «Юнкерсов» и «Потезов».

Но немцы упорно мостили переправу. Два «ТБ-3» были сбиты во время штурмовки, пять «горбатых» и более десятка «ишачков».

5 августа советские бомбардировщики в последний раз поднялись с аэродрома Мамайя, чтобы наведаться в Плоешти. Из всего авиаполка уцелели всего шесть «ДБ-3Ф» и семь «Пе-2» – немцы прикрывали нефтепромыслы не то что тройным – четверным заслоном ПВО. Эскадрильи «Хейнкелей» и «Мессершмиттов» чуть ли не постоянно висели в воздухе, чтобы сразу обнаружить советские бомбовозы.