Повернув голову влево, Волчок напрягся. Он был в комнате не один. Трое мужчин стояли в двух шагах от кровати и смотрели на Егора глазами, в которых явственно читались страх и неприязнь.

Одеты мужчины были в конопляные и саржевые рубахи, расшитые незамысловатыми узорами, а поверх них – кроличьи жилеты.

В руках у одного из них Волчок разглядел тяжелый молоток. Еще один для чего-то держал в руке серп, одного взгляда на который было достаточно, чтобы понять – серп этот остр, как бритва. Третий был вооружен деревянной палкой со вбитым в толстое навершие чугунным гвоздем.

Один из мужчин, долговязый, поджарый, с выступающим острым кадыком, заговорил.

– Кто ты? – спросил он. – Откуда ты к нам явился? И какого дьявола ты делал в Адском лесу?

– Я… – заговорил Волчок на языке германцев, тщательно припоминая слова. – Я… болен. Меня ранили.

– Тебя ранили? – спросил другой мужчина, держащий в руках серп, рослый и широкоплечий.

– Это был зверь… Какой-то зверь напал на меня в лесу. Должно быть, волк.

Жилистый, кадыкастый мужчина с молотком в руке несколько секунд размышлял, подозрительно поглядывая на Волчка, потом повернулся к своим товарищам и что-то коротко им приказал.

В ту же секунду все трое набросились на Волчка, схватили его за руки, развели их в стороны и накинули на запястья веревочные петли. Волчок и понять ничего не успел, а уже был крепко привязан к дубовой кровати.

– Что вы делаете? – крикнул он по-русски. И, увидев недоумение на лицах мужчин, повторил на германском: – Что происходит? Зачем вы меня привязали?

Кадыкастый склонился над ним, посмотрел ему в глаза недобрым взглядом и отчеканил:

– Берегись, если ты нас обманываешь!

Затем снял с кадыкастой шеи медный крестик, поцеловал его, быстро задрал Волчку рукав и приложил крестик к его предплечью. Волчок зажмурился, ожидая какого-то подвоха, но ничего не произошло. Выждав пару секунд, Волчок открыл глаза, посмотрел на растерянную физиономию жилистого и отрывисто спросил:

– Ну? Вы довольны? Теперь вы развяжете мне руки, сволочи?

Кадыкастый прищурился, а затем хлестко ударил Волчка кулаком по скуле. В голове у Волчка бухнул колокол, перед глазами поплыло, и он снова потерял сознание.

Когда Волчок в очередной раз пришел в себя, он обнаружил, что все еще лежит на кровати, но руки его уже не привязаны. Сцепив зубы, он попробовал подняться. Его все еще немного мутило, но в целом он чувствовал себя не так уж плохо. Рана от укуса почти не болела.

Волчок сел на кровати, опустив босые ноги на холодный дощатый пол. Свет пробивался с улицы не через грязно-белую пленку бычьего пузыря и не сквозь промасленную бумагу. Он лился на пол и стену сквозь зеленоватое стеклянное окно, стоимость которого трудно было себе вообразить.

«Тот, кто здесь живет, настоящий богач», – подумал Волчок.

Он вдруг вспомнил, кто он и откуда, и сердце его снова сдавил холодный обруч тоски и отчаяния. Дьявол! Да что же это происходит? Почему он все еще здесь, в этой дикой эпохе, и почему мыслит категориями местного жителя?

Волчок сжал кулаки, на глаза ему снова навернулись слезы.

Отдайте мне мою жизнь! – готов был прокричать он, но не успел.

С улицы донеслись отчаянные вопли. Морщась от слабости, Егор поднялся на ноги и, прихрамывая, заковылял к двери.

Когда он вышел на улицу, взору его предстала жутковатая картина. Посреди широкого двора, озираясь по сторонам затравленными глазами, стоял невысокий, коренастый мужчина. Вид у него был совершенно дикий.

Десять или двенадцать мужчин окружили его, и в руках у каждого были вилы, косы или топоры.

– Кузнец Ганс обратился! – крикнул кто-то.

– Злой дух овладел его телом! – вторил ему другой.

– Ганс пропал! Его душа будет гореть в аду! – отчаянно проорал третий.

Со стороны хозяйственных построек к возбужденной и напуганной толпе подошел невысокий сутуловатый человек в темной рясе. Его седые волосы были коротко острижены, а шея и правая щека, которую видел Волчок, были смуглыми от загара.

– Пастор Нейреттер! – крикнул кто-то. – Душой и телом кузнеца Ганса овладел демон!

– Он пропал для нас, отче! – заголосил другой.

Пастор нахмурился и внимательно посмотрел на Ганса, по-прежнему обводившего людей лютыми, безумными глазами, в которых не было и проблеска мысли. Затем сказал:

– Пропустите меня к нему!

Один из общинников, длинный, кадыкастый, тот самый, по приказу которого Волчка привязывали к кровати, глухо пророкотал:

– Отче, вам не следует этого делать!

– Возможно, – отозвался пастор, – но я слышу голос Господа, и он велит мне подойти к Гансу. Или ты хочешь поспорить с Богом, страж Отто?

Кадыкастый с хмурым видом опустил меч и шагнул в сторону.

Пастор прошел чрез разомкнутое кольцо общинников, остановился в трех шагах от обезумевшего кузнеца, посмотрел ему в глаза и проговорил властным голосом:

– Ганс? Ганс, ты слышишь меня?

Обезумевший кузнец вздрогнул и уставился на священника. Тот разомкнул уста для новой фразы, долженствующей отвратить заблудшего кузнеца от зла, но не успел произнести ни слова. Ганс вдруг поднял руки со скрюченными по-птичьи пальцами и, выкатив на священника налитые кровью глаза, медленно двинулся на него. Из оскаленного рта Ганса вылезли кривые, острые клыки.

Пастор Нейреттер попятился, вскинул руку, перекрестил кузнеца и быстро проговорил:

– Да сжалится Господь над твоей душой, кузнец Ганс!

Затем развернулся и зашагал прочь, а общинники, подняв оружие, бросились на обезумевшего кузнеца. Тот вдруг повернулся и кинулся к овину. Общинники, воодушевляя друг друга воинственными криками, побежали за ним. Вскоре вся толпа скрылась в овине.

Остановившись перед Волчком, человек в рясе посмотрел ему в глаза и сухо проговорил:

– Ступай в дом. Тебе не следует на это смотреть.

В ту же секунду из овина донесся отчаянный вопль, затем раздались сразу несколько криков. Одна из стен овина с треском проломилась, и на двор выкатился общинник с вывернутой головой. Он упал на спину, дважды дернулся и затих. С лицом его что-то было не в порядке, и когда Волчок пригляделся лучше, он понял, что лица у общинника больше нет, а на его месте зияет багровая дыра.

В следующую секунду еще один общинник выскочил из овина и принялся с криками метаться по двору. Не успели пастор и Волчок ничего предпринять, как общинник в разбегу наткнулся на столб, отлетел в сторону и рухнул на землю с расколотой головой.

Какая-то женщина громко заголосила и бросилась к мужику с проломленным черепом. Только сейчас Волчок заметил, что во двор выскочили другие общинники. Он перевел взгляд на пастора и сипло спросил: