— Грязная работа, — поморщился Сгорбыш.

— Ну, брось ее.

— А деньги? Послушай, почему именно нам все это достается?

— Что это?

— Грязь. Чистенькими, пожалуй, были только жених с невестой. И то без скандала не обошлось.

— А чего ты хотел? Бедному человеку не придет в голову выкинуть тысячу долларов за такой оригинальный подарок, как фотоальбом. Он купит что-нибудь полезное для дома, для семьи. В крайнем случае, даст деньгами. Значит, мы имеем дело с людьми, которым все уже приелось. Которые не пользы хотят от вещей, а развлечения. Хлеба у них завались, надо зрелища. И не абы какого. С перчиком. Подарок-сюрприз. Ну, и чего ты хочешь?

— На пенсию, — усмехнулся он. — Стар я уже для таких игр.

И мы разошлись в разные стороны. Он поехал домой, и я поехал домой. Только он поехал в однокомнатную берлогу на окраине Москвы, а я — во дворец с десятью спальнями здесь же, на Рублевке. Встретили меня с распростертыми объятиями. Когда я рассказал историю проникновения на территорию комбината отцу, он долго смеялся. Просто-таки хохотал. Заливался смехом.

— И ты, говоришь, даже сделал снимки? — вытирая слезы, спросил папа.

— Да, — скромно опустил глаза я.

— Ох! Ну, ты мне, конечно, помог!

— Ты что, собираешься купить комбинат?

— Нужен он мне! — усмехнулся отец. — Предприятие убыточное. Трубы гнилые, котельная скоро рухнет.

— То-то он ужом вился! Выходит, продать хочет? Но что же мне теперь делать! Ведь я его пригласил!

— Ладно, как-нибудь справимся. Я ему позвоню.

— Спасибо, папа! За мной должок.

— А что с тебя взять? — задумчиво спросил отец. — Оболтус ты. Ладно. Иди к матери. Ждала.

Вечер прошел в тихой семейной обстановке. Мы ужинали, пили бордоское вино десятилетней выдержки, говорили о политике и искусстве. Мама была счастлива. Я ведь не баловал ее своим вниманием. Под конец она спросила:

— Леня, а кто автор замечательного портфолио, которым я никак не могу налюбоваться?

— Ты имеешь в виду мои фотографии? — кисло спросил я.

— Именно.

— Один человек. Я с ним работаю. Он действительно гениальный фотограф.

— Может быть, он сделает и мне портфолио?

— Мама! Ты хочешь приехать к нам в студию?! Да ты знаешь, какое это место?!

Мать с отцом переглянулись. Раньше я не думал, что есть такая профессия — «светская львица». Оказалось, есть. Она такая трудная, что им, светским львицам, надо молоко за вредность давать. Моя мать, к примеру, всегда занята. Она не появляется на публике дважды в одном туалете либо строго это дозирует. Если среди приглашенных ее видели в данном наряде двое-трое, в крайнем случае пятеро, то можно. В нашем особняке есть отдельная комната, где хранится только женская обувь. Мамин день расписан по минутам. Утро она начинает в бассейне, продолжает в салоне красоты, а заканчивает на светском рауте. Ее везде хотят видеть, и она всегда неотразима. Первое следует из второго. Она — законодательница мод, дама с безупречным вкусом. Я представил, как она приходит к нам в студию, потом позирует Сгорбышу под шушуканье «задника», и содрогнулся.

— Но можно ведь вызвать его сюда? — спросил отец. — Приезжают же к нам мастер маникюра и массажист.

— И парикмахер, который стрижет собачек, — кисло добавил я. — Но СПА-процедуры мама проходит в местах, для этого отведенных.

— У них специальная аппаратура, — улыбнулась мама.

— У фотографа тоже аппаратура. Если ты хочешь студийные снимки, то делаются они не дома.

— Мы создадим ему все необходимые условия, — заверил отец. Он безумно любит маму и во всем ей потакает.

— Зачем тебе эти фотографии? — спросил я у матери.

— У меня скоро юбилей, — улыбнулась она. Видимо, знаменитую улыбку я унаследовал от нее. Она тоже не умеет плакать, когда ей больно.

— Не скоро. Тебе только-только исполнилось сорок девять.

— Осталось меньше года. Я давно уже не видела таких хороших снимков.

В этот момент отец встал и отошел к окну. Потом извинился и вышел в другую комнату. Дела его надолго не отпускали.

— Мама, есть один тонкий момент. — Ей я мог открыться.

— Какой же, сынок?

Сынок! Я невольно вздрогнул. Ну как ей объяснить?

— Этот человек — мой напарник. Но он не знает, кто я. Что мои родители богатые люди и я могу вообще не работать. Мы с ним так здорово ладим, потому что он думает обо мне, как о человеке, себе равном. Я сказал, что тоже живу на съемной квартире и на зарплату. Мне нравится эта работа, я не хочу, чтобы ты все испортила. Я дам тебе номер его телефона, если ты не скажешь, что я твой сын. Ты просто заказчица. Богатая клиентка с Рублевки. Но ко мне это не имеет никакого отношения.

— Хорошо, — улыбнулась мать и потрепала меня по волосам. — Я сохраню твою тайну. А папе мы вообще ничего не скажем. Он в мои дела не лезет. У него своя работа, у меня своя. Снимки чудесные. Их можно разместить в глянцевых журналах. К тому же я щедро ему заплачу.

— Тогда записывай номер мобильного телефона! — весело предложил я. Деньги Сгорбышу нужны.

— Записала, — сказала мать, поглаживая блокнотик. — А кого спросить?

— Его фамилия Сгорбыш. Павел Сгорбыш.

Мне показалось, что она в замешательстве. Во всяком случае, она задумчиво произнесла:

— Где-то я слышала это имя. В связи с чем-то.

— Он хороший фотограф, — заверил я. — Но пьет. Была неприятная история с известной актрисой. Я знаю, ты смотришь этот сериал. Ее снимки в обнаженном виде обнародовали в Интернете.

Я назвал имя.

— Ах, вот оно что! — всплеснула руками мать. — Но почему мне знакома его фамилия? Где же я ее слышала?

— Может, его вычислили? И все знают, кто продал снимки? Мир полон слухов.

— Я это уточню. И ты говоришь, что работаешь с этим… как его? Сгорбышем?

— Он мой напарник. Знаешь, мне с ним интересно. Он — гений фотографии! Жаль, что ненавидит цифру. Но я над этим работаю.

— Какой же ты еще ребенок. — И она вновь ласково потрепала меня по волосам. Потом что-то записала в блокнотике и поднялась. — Не хочешь погулять по парку? У нас расцвели чудесные розы.

Она была самой чудесной розой, расцветшей в этом саду. Высокая эффектная блондинка, которой никто не дал бы ее сорока девяти. На ее длинной шее цвел гордый бутон головы. В ее прекрасном взгляде фиалкового цвета сквозила легкая грусть. Мне казалось, что это богиня, рожденная из пены морской. Она тоскует по цветочному нектару, которым питалась там, на облаках. Ее руки никогда не знали тяжелого труда, ноги всегда ласкала удобная и дорогая обувь. Но она отчего-то грустила. Я знал, что родители любят друг друга, что моя мать выше всяких подозрений. Ее репутация безупречна. Отчего же эта грусть? Мне так хотелось сделать ее счастливой!