Таким образом, смешение, инверсия детских и женско-мужских ролей максимально разрушительно отражается на детской психике. Кроме мучительного расщепления, ребенок начинает стыдиться и ощущать себя виноватым за то, чего не совершал. Он берет на себя всю ответственность за произошедшее, хотя она полностью лежит на плечах взрослых. У него искажается образ себя и образ собственного тела. Чтобы пережить эту чудовищную боль и невыносимость конфликта, он замораживает и хоронит внутри себя эту историю. Но обезболивая себя, замораживая те самые непереносимые и конфликтные чувства, он замораживает и все остальные. И тогда ему трудно ощущать хоть что-то, кроме привычных напряжения, тревоги, страха, сверхконтроля, выработавшихся у него, дабы предотвратить повторение катастрофы.

Важно сказать, что инцестом будет являться любое домогательство со стороны не только родителей, но любых близких и дальних родственников ребенка. И дело здесь не в возможном кровосмешении. А в символическом доверии ребенка к заботящимся о нем взрослым. Которые должны его защищать, учить, быть опорой и поддержкой. К этим фигурам также относятся няни, учителя, воспитатели, тренеры, преподаватели, а также немного позже – начальники, психотерапевты, то есть все люди, от которых мы каким-то образом зависим, люди, с которыми мы находимся в других, подчиненных ролях. Люди, по отношению к которым работает наша детская проекция.

Дети, получившие инцестуозный и не проработанный, не закрытый опыт в семье, со значительно большей вероятностью будут попадать в другие инцестуозные истории, они часто становятся безоружны против чужого использования и не способны себя защитить.

Лучшая профилактика против возможного инцеста и подобных инверсий – хорошо выстроенная эмоциональная и сексуальная связь между родителями, способная выдерживать неизбежные семейные и возрастные кризисы. Их простроенные, налаженные и все время налаживаемые отношения, осознанная, ответственная позиция, их внимание к своим сексуальным импульсам и четкое разграничение того, на кого они должны быть направлены, помогают ребенку адекватно обойтись со своей сексуальностью, познакомившись с ней, присвоив себе и размещая ее по мере взросления на своих партнерах. Такие дети сохраняют опыт хорошего контакта со своим телом, умеют доверять друг другу, могут строить близкие отношения. Они не страдают от расщепления, блокировки собственных чувств, депрессий и психосоматических заболеваний.

Своевременная помощь ребенку при получении инцестуозной травмы может в значительной мере ослабить внутренний конфликт, убрать или уменьшить последствия нанесенной ему травмы. Так что если есть даже подозрения о возможном подобном происшествии в вашей семье, стоит обратиться к специалисту-психологу, вне зависимости от того, сколько времени прошло с тех событий.

Я уже много писала о том, как вредно передавать старшим детям родительскую ответственность за младших. К сожалению, по-прежнему эта проблема остается во многих семьях, возможно, потому, что традиционно в новом советском времени это была одна из наиболее популярных инверсий.

Я думаю, что корнями она уходит в многодетные крестьянские семьи, где подрастающие дети действительно присматривали за младшими, очень рано начиная выполнять и тяжелую бытовую работу, и помогать отцу в поле, а матери – в заботе о большом хозяйстве. Но важно понимать, что, во-первых, старших детей часто было больше, чем один, во-вторых, время было действительно тяжелое и подрастающих крестьян готовили к их дальнейшей такой же тяжелой крестьянской судьбе, а в-третьих, мать не уходила на работу, а всегда была в доме и оставалась матерью, фигурой взрослой и окончательно отвечающей и за дом и за всех детей.

В поздне-советские времена эта практика превратилась в единоличную ответственность старшего, самостоятельно приходящего из школы с ключом на шее, готовящего уроки, ходящего в магазин, готовящего ужин. Иногда старший ребенок с дошкольных лет вынужден был отвечать за младшего, часто совсем грудного. От такого перепоручительства и у старших, и у младших появлялся ряд психологических проблем, с которыми им приходилось разбираться всю оставшуюся жизнь.

Старшие дети, наделенные не соответствующей их возрасту ответственностью, временами все же выпадали из родительской роли (что неудивительно, они же дети) и оказывались совершенно незаслуженно виноватыми. Мало того, что они сами осознавали, что что-то упустили и подвергли младшего опасности или дискомфорту, так еще и родители «выписывали» им непременное наказание или озвучивали свое недовольство. Парадоксальным образом, сами не выполняя своих родительских функций, они обвиняли старшего в том, в чем сами, мягко говоря, не преуспели.

От такой несправедливости у старших детей копилось много вполне праведной злости. Но направлять эту злость на родителей было страшновато. Все-таки старшие дети – всего лишь дети и сами нуждаются в родительской любви и заботе, и потому свою злость они перенаправляли на младших детей, надеясь хоть так избавиться от чувства саднящей несправедливости.

Но не тут-то было. Агрессивное поведение в сторону младших тут же замечается (а если не заметят сами родители, то уж рев младшего возвестит об этом в ту же секунду), и старший ребенок получает нагоняй, наказание или сильное раздражение родителя, перед которым старший так хотел выглядеть хорошим, потому что нуждался в родительской любви. И тогда, виноватый и расстроенный, подавив свою злость на очередную несправедливость, старший снова начинает стараться. Круг замкнулся. Он всегда ответственен. Он всегда виноват. И в глазах любимых, так нужных ему людей, чье мнение о нем необыкновенно важно, он – агрессивный и «нехороший», который обижает маленьких. Хотя он по-прежнему всего лишь хочет быть их любимым дитем.

Старший ребенок в результате часто растет конкурентным, всеми силами пытаясь доказать, что хороший – именно он и любить надо именно его, он же так старается, так много всего делает, так хорошо справляется. Но родитель не замечает. Когда он поступает хорошо – это естественно (мы поручили тебе – ты и должен справиться, как же иначе!), но зато промахи и ошибки будут замечены и осуждены со всей серьезностью. И не хочет признавать родитель того факта, что старший не просто «справляется», он вообще-то выполняет сверхзадачу, очень трудную, не положенную ему ни по возрасту, ни по статусу «ребенок в этой семье».