– Правильно! – горячо согласилась циркачка. – Не будет места на скамье – на полу посидит, не принц небось. Плащ подстелит и посидит! Как все-таки хорошо, что за нас уже заступились эти добрые господа! Им, конечно, не трудно подобрать ноги под скамейку, чтобы Тихоня мог устроиться как-нибудь…

– Э-эй, нахалка, а платить? – возмутился сдавшийся уже капитан. – Или надеешься своими прыжками да ужимками рассчитываться?

– Кошелек у Тихони! – царственно отозвалась девчушка и, подмигнув попутчикам, доверительно объяснила: – У бедной девочки всяк норовит деньги отнять!

Она скользнула в «беседку». Пассажиры, вставшие, чтобы лучше видеть «представление» на палубе, спешили вновь рассесться на скамьях. Акробатка тоже высмотрела себе местечко, рванулась туда – и столкнулась с темноволосым красавцем. Чтобы скрыть смущение, циркачка набросилась на юношу:

– Что встал, как забор некрашеный? Трудно барышне дорогу уступить? А что ухмыляешься? Разулыбался, словно по радуге прогулялся!

(Теперь, когда Тихоня уже отсчитывал монеты за проезд, она перестала называть остальных пассажиров «благородными господами».)

Не обидевшись, молодой человек снял с себя тонкий синий плащ и набросил девушке на плечи, скрыв пестрое великолепие ее наряда:

– Холодно, ветер от воды… простудишься…

Впервые бойкая циркачка растерялась. Она зябко повела узкими плечиками, словно лишь сейчас почувствовала, как продрогла на осенней сырой палубе в своей легкой кофточке. И тихо села на скамью, не поблагодарив даже парня за плащ.

Ее могучий спутник уселся посреди беседки, подложил под локоть котомку, извлек из нее краюху хлеба и начал сосредоточенно жевать, не обращая ни на кого внимания.

Понемногу все уселись (не без легкой перебранки и взаимных обвинений в отдавленных ногах) и обнаружили, что трап уже убран, парус поднят и судно поворачивает от берега.

На миг все притихли, разом и остро почувствовав, как стылые плотные струи оторвали их от земли. Ох, зыбкая дорога, ненадежная дорога! Могучая Тагизарна капризна даже летом, а уж осенью, чуя близкое заточение в ледяной темнице, становится она свирепой и коварной…

Но вскоре странное общее волнение развеялось. Франт отнял от носа надушенный платочек и снисходительно сказал:

– В любой компании право начать беседу принадлежит самому знатному. Поэтому я предлагаю каждому назвать свое имя или дорожное прозвище, а также рассказать, куда и зачем лежит его дорога. Нам вместе быть не один день, а путь в обществе молчаливых незнакомцев скучен и долог… Я – Че-ливис Парчовый Кошель из Рода Вайсутар. Еду из Фатимира в столицу – получить наследство. Пожалуй, и останусь там – ужасно надоела провинция… Так с кем я делю палубу этого речного корыта?

По тону щеголя было ясно, что он не ожидает ничего хорошего от сброда, с которым его свела судьба, но все же старается быть любезным.

При словах «самому знатному» Айфер подался вперед, но Сокол остановил его, незаметно нажав на локоть. Он забавлялся.

– Мое имя – Аншасти Летний День, – вежливо привстал, насколько позволила теснота, благообразный пожилой человек. – Я из Семейства Намиумме, ваасмирский торговец. Рад буду познакомиться с остальными путниками.

– Я – Ингила Озорная Стрекоза из Семейства Оммубёт, – сообщила девчонка. – Тихоню я вам уже представила. А ремесло наше… Может, почтеннейшая публика сама отгадает? Эх, скрутила бы я сейчас сальто, да места мало…

– Айфер Белый Лес, – с достоинством сообщил спутник Ралиджа. – Из Семейства Тагиал. Наемник.

– Фаури Дальнее Эхо. Об остальном, пожалуй, умолчу, – учтиво, но твердо сказал самый юный пассажир. Представившись, подросток вновь отвернулся, устремив взгляд на серую воду за бортом. Спутникам был виден из-под капюшона лишь округлый нежный подбородок.

– Что ж, – нехотя признал Челивис, – в дороге каждый говорит о себе столько, сколько хочет. Лгать нельзя, но промолчать можно… Жаль, жаль, я-то надеялся встретить хоть одного Сына Рода, чтобы беседовать с ним на равных… Но, может быть, меня порадует незнакомец в черном плаще?.. Да, почтеннейший, я тебе говорю, тебе! Будь так любезен, откинь капюшон и скажи, как мы должны тебя называть…

Тут Орешек сообразил, что незнакомец в черном – единственный, кто не бросился к перилам смотреть на прыжки циркачки. Даже позы не поменял. Может, болен или, упаси боги, мертв?

Но оказалось – жив!

– Что вам от меня нужно? – раздался из-под капюшона возмущенный молодой голос. – Какое вам до меня дело? Никто я! Понятно? Никто! И оставьте меня в покое!

Челивис так оскорбился, что вместо слов у него из горла вылетело какое-то куриное квохтание. Быть бы ссоре, но вмешался юноша, который поднялся на борт вместе с черноволосым красавцем. Круглая физиономия его излучала дружелюбие.

– Ну, зачем сердиться? В дороге каждый себя как хочет, так и называет. Вот этот господин назвал себя Никто. Его воля. Так и будем величать.

– Ну и дурак! – буркнул пожилой наемник, уже доевший курицу и вытиравший засаленные пальцы о штаны. – Клички еще выдумывать, как у Отребья… Вот я имени не скрываю, чего мне стыдиться? Я – Ваастан Широкий Щит из Семейства Вейвар. У меня отец был наемник, дед был наемник, сам всю жизнь служу.

– Но ведь приметы не нами придуманы! – возразил круглолицый юноша. – Мне еще в детстве мама говорила: «Имя – не подметка, его о дорогу бить ни к чему». Вот сейчас придумаю себе какое-нибудь прозвище до Джангаша… А цель моего пути… ну, тут мне скрывать нечего и врать незачем. В Джангаше есть Храм Всех Богов. Там под одной громадной кровлей – жертвенники всех Безликих. Вот туда и направляюсь. Я… ну, словом, я недоволен своей жизнью. Побываю в храме – может, она изменится к лучшему.

– О-о! – с большим уважением сказал купец Аншасти. – Какая достойная цель поездки! Как приятно встретить такое благочестие в столь молодом человеке!

– Пи-ли-грим! – насмешливо припечатал Айфер, который не отличался особой набожностью. И с этого мгновения круглолицый юноша стал для всех Пилигримом.

– А ведь я тоже себе прозвище придумаю, – задумчиво сказал его черноволосый спутник. – Вот уж никогда не думал, что придется…

– А куда ты направляешься? – поинтересовался наемник Ваастан.

– Да как сказать… пожалуй, сам не знаю. Куда-нибудь… мир велик!

– То есть как это «куда-нибудь»? – строго поинтересовался Аншасти, ясно увидевший в подозрительном бродяге угрозу для вверенных ему товаров.

Молодой человек ответил, взвешивая каждое слово:

– Предполагалось, что я унаследую семейное дело. Но с этим… с этим возникли сложности. Пожалуй, попытаюсь стать бродячим поэтом и сказителем. Я раньше пробовал писать стихи… и говорили, что у меня есть способности…

– Да? – встрепенулась Ингила. – А на каком-нибудь музыкальном инструменте играешь?