– Что же, теперь ты готов принять и существование Иисуса?

– Возможно, – ответил Росс. – Думаю, Иисус существовал. Хотя о том, был ли он Сыном Божьим или обычным человеком, я по-прежнему судить не готов.

– Когда он пришел в первый раз – две тысячи лет назад, – его казнили. Думаешь, теперь будет иначе?

– Гарри Кук думает, что да.

– В наши дни, Росс, возвращение Иисуса должно сопровождаться чем-то поистине необыкновенным. Каким-то чудом и знамением, очевидным для всех и каждого – тем, что действительно всех объединит.

– Например?

– Не знаю. Речь идет о чем-то таком, чего никто из нас никогда не видел, что невозможно даже вообразить. Но что это будет – мне неведомо. – И на губах епископа вновь появилась все та же скупая, загадочная улыбка.

Четверг, 23 февраля

Пастор Уэсли Венцеслав постоянно был в разъездах – однако две ночи в неделю старался проводить под крышей дома в «Гефсиманском саду», в частном крыле, где жила его семья. Вот и сейчас он помог Марине выкупать и уложить в постель троих детей – Мэтью, Марка и Рут, восьми, шести и четырех лет, – прочел им на ночь небольшой отрывок из Нового Завета, а затем преклонил вместе с ними колени и произнес молитву о том, чтобы Бог помог им быть хорошими людьми и осыпал своими неисчислимыми благословениями.

Затем Уэсли обычно ужинал вместе с женой. Еда готовилась на личной кухне Венцеслава под руководством шеф-повара, на стол подавал вышколенный и невозмутимый дворецкий. Начинали Уэсли и его жена с бокала «Крюга», продолжали красным или белым вином – в зависимости от того, подавалось ли на стол мясо или рыба. После ужина пастор удалялся к себе в кабинет, чтобы просмотреть отчеты о финансовых поступлениях из церквей, о том, как продаются его книги и символика, о прибыли от телефонной службы и интернет-службы «молитв по запросу» и о прочих источниках доходов.

Проверка доходов превратилась у пастора в ежевечерний ритуал; даже вдали от дома этот ритуал он не пропускал никогда.

Ничего Уэсли Венцеслав так не боялся, как снова стать бедным.

Отца он не знал – тот бросил мать беременной. Дни и ночи мать мыла полы, чтобы на столе в доме была хоть какая-то еда, а на скудные излишки покупала лотерейные билеты – и страстно надеялась выиграть. Мать была глубоко религиозна, и почти все воскресные дни они сыном проводили в церкви. Она предпочитала англиканскую церковь, а на бодрых улыбчивых евангелистов смотрела с подозрением – хоть маленькому мальчику они и казались гораздо привлекательнее. В доме не было телевизора, не было книг, кроме Библии и комментариев к ней: вся прочая литература, по мнению матери, была полна мирских соблазнов. Мальчик быстро научился читать и, сидя вечерами один, прочел от корки до корки всю Библию – больше дома заняться было нечем. Библейские истории завораживали его, но и пугали.

Из Священного Писания он вынес прежде всего, что ветхозаветный Бог – существо на редкость злобное. Мальчику он казался каким-то маньяком, одержимым властью. Поклоняйся ему – или умрешь; принеси ему в жертву сына, чтобы доказать свою преданность; а в награду за все свои старания дождешься лишь того, что Бог отнимет у тебя все, как у Иова, жестоко накажет ни за что – лишь потому, что заключил пари с Сатаной.

Может быть, это и справедливо, размышлял мальчик. В конце концов, Бог создал мир – значит, вправе делать с ним все, что пожелает. И приходить в ярость, если что-то в мире его не устраивает.

В то время мальчик и представить не мог, что знание Библии в будущем сослужит ему хорошую службу.

В детстве, кроме Священного Писания, его увлекали две вещи: автомобили и музыка, особенно регги. Больше всего он любил Боба Марли и группу «Уэйлерс». Однако радиоприемника в доме тоже не было, и послушать музыку удавалось только в школе, по приемнику друга.

До машин добраться было попроще. Жили они на первом этаже, в южном конце одной из крупных брайтонских улиц, Олд-Шорхэм-роуд, в тесной квартирке, битком набитой статуэтками святых, иконками и прочими религиозными мелочами. Трижды в день – в шесть утра, двенадцать дня и в шесть вечера – звонил будильник, призывая к молитве. Мальчик часами стоял у окна, глядя на проносящиеся мимо машины, и грезил наяву. Грезил о будущем, когда сам сядет за руль «Порше», «Ламборгини», «Феррари» или «Астон Мартина».

О каждой модели он знал все: цену, максимальную скорость, расход бензина, вместимость бензобака.

Когда ему исполнилось четырнадцать, матери наконец повезло: она выиграла в лотерею. И выиграла немало! Домой пришла, пошатываясь, как пьяная, с остекленевшими от восторга глазами, выхватила из сумочки пачку денег и рассыпала их по полу в прихожей, словно конфетти.

«Это чудо! – твердила она. – Чудо Божье! Сам Господь подтолкнул меня купить билет! И знаете, зачем? Чтобы я наконец-то смогла порадовать своего дорогого мальчика, вознаградить его за все эти годы, когда даже Рождество проходило почти без угощения и без подарков». Да, мол, Бог так и сказал ей во сне: выиграешь – обязательно повези сына в «Диснейуорлд»! Поначалу она сомневалась: все-таки «Диснейуорлд» – место безбожное и полное соблазнов; однако Он настаивал, и не могла же она спорить с Господом!

В общем, когда начались летние каникулы, они полетели в Орландо. В самолете показывали кино на миниатюрных экранах, встроенных в спинки сидений, но мама не разрешила сыну смотреть. Вместо этого дала в руки Библию и велела: читай и молись, благодари Бога и Пресвятую Деву за их щедрый дар. Мысли мальчика блуждали. Даже больше, чем «Диснейуорлд», он мечтал увидеть своими глазами американские машины. Отвлекало его и кино на экране у соседа. Наушников мальчик не надевал, так что не мог слышать, что происходит в фильме, зато хорошо видел героиню то в ночной рубашке, то в купальнике, едва прикрывающем огромные груди. От нее невозможно было оторвать взгляд. Как ни стыдился мальчик, зрелище это страшно возбуждало – и он был рад, что Библия на коленях прикрывала заметную выпуклость у него в штанах.

В такси по пути из аэропорта он прилип к окну, пожирая глазами блестящие на солнце легковые автомобили и грузовики. Особенно интересовали его автомобили с мощными двигателями: «Камаро», «Корветы», «Мустанги» и «Файербёрды», а также массивные и мощные грузовики, прежде всего «Мэки». В первый раз он своими глазами видел «Мэки» – и пожирал их взглядом, счастливо улыбаясь при виде огромных рожков или маскотов, которыми иные водители украшали своих железных коней.

В отеле он стоял рядом с матерью у конторки, терпеливо ожидая, пока она предъявит паспорта и тщательно выведет их имена: Мэриголд Смит и Томас Смит (да, в то время он еще не был Уэсли Венцеславом!). Мимо прошел коридорный в униформе, толкая перед собой блестящую тележку с чемоданами. Томас рассчитывал, что и их чемоданы поедут наверх на тележке, но мама ответила портье: «Нет, спасибо, не надо». А сыну, недоуменно взглянувшему на нее, прошептала:

– Вот еще, ему придется чаевые давать!