Разговаривая по телефону, он умудрялся и мне бросить несколько слов, прижав ладонью микрофон, сладострастно и лукаво вращая большими черными глазами:

— Понимаешь, она уже легла… с мужем… — и снова в трубку:

— Дорогая, мы ждем. Придумай сама, что сказать мужу.

Пока не раздался легкий стук в дверь, я все еще не верил и думал, что Сандро нарочно поддразнивает меня и куражится.

В номер вошла в короткой шубке с распущенными светлыми волосами, на которых, искрясь, таяли снежинки, известная балерина, которую незадолго до этого я видел на сцене Большого театра, и билеты в день ее выступления было невозможно достать. Она, эта балерина, была гордостью советского искусства и часто гастролировала за рубежом. Я знал также ее мужа — не лично, а по газетам, не менее знаменитого, чем она, оперного певца.

У меня захватило дух. Ну, добро бы, молоденькая, только начинающая карьеру танцовщица, которой бы очень пригодились лишние деньги, хотя бы для того, чтобы прилично одеваться. Им же платят гроши. Ей еще простительно. Но эта! Обласканная славой и роскошью.

Балерина распахнула шубку и, как в дурном романе, как в пошлом порнографическом фильме, предстала перед нами абсолютно голой… даже без нижней рубашки и трусиков.

Сандро торжествующе взирал на меня, и я понимал, что вот так появиться, без ничего, в одной шубке, было в его вкусе, и балерина охотно ему угождала.

Я был шокирован. Такое не по мне. И не смог переспать с ней. Хоть она сама меня раздела и, науськиваемая Сандро, тщетно пыталась меня возбудить.

— Эх, подвел ты меня, — сокрушенно вздохнул Сандро. — Специально для тебя такую женщину вызвал. Красавица! На нее во всем мире мужчины облизываются. Таких ты не каждый день будешь иметь.

— Ладно, деточка, — он приподнял за худенькие плечи балерину и повернул ее к себе. — Оставь его. Он поражен твоей красотой и временно стал импотентом. Давай мы ему покажем, как это делается.

И у меня на глазах, на деревянной купеческой кровати под балдахином он овладел ею, и длинные, прекрасные ноги, которыми восхищается весь мир, бесстыдно болтались в воздухе и жалко дергались над волосатым задом грузина.

Потом, вызвав по, телефону такси, он накинул ей на худенькие плечи шубку, она, дружески улыбаясь, помахала мне ручкой на прощанье, повисла у него на шее, целуя в губы и лоб, и ушла.

— Ты бледный, — сказал мне сочувственно Сандро. — Нехорошо получается. Я имел женщину, а ты — нет. Выходит, что я не проявил гостеприимства, и ты можешь обо мне подумать черт знает что. Мы вызовем других. Специально для тебя. Я знаю. Тебе понравится. Молоденькие девочки, которые учатся на киноактрис. Будущие кинозвезды. Ты когда-нибудь скажешь, что ты ее имел, и никто тебе не поверит. Сейчас вызову их.

Я попросил Сандро не звонить, сославшись на усталость, и он согласился со мной:

— Да, да. Ты много пережил в эти дни. Тебе не до женщин. Но вот теперь ты понимаешь, что во всей Москве не найдется такой, чтоб устояла, когда пахнет большими деньгами. Эта балерина не бедно живет. От меня она за полчаса получила сумму, которую советский врач или инженер зарабатывает за целый год. Понимаешь разницу. Сталин глубоко ошибался, когда говорил, что при социализме кадры решают все. Неверно. Деньги решают все! Как при капитализме! Только у нас на Кавказе этот закон не выдерживает критики. Дай женщине миллион — никогда не посмеет изменить мужу. Ее зарежут. Мы веками воспитывали женщин быть верными женами и можем гордиться результатами.

Когда я уже направился к двери, чтобы добраться, наконец, до своего номера — утром рано я улетал, — Сандро вдруг осенила идея:

— Послушай, дорогой. Я с тобой разговариваю, как с братом. Возьми отпуск и приезжай ко мне в гости. Отдохнешь в горах, забудешь свои беды. А главное… больше не повторишь такой ошибки. Я тебе подберу жену у нас, на Кавказе. У меня даже есть кое-кто на примете. Ты всю жизнь будешь благодарить.

Приехав из Москвы, я, в первую очередь, бросился на поиски денег, чтобы как можно быстрее рассчитаться с моим грузинским благодетелем и постараться забыть все, что он говорил мне, уча уму-разуму.

Деньги я наскреб и отправил на Кавказ телеграфом, присовокупив как можно больше благодарных слов. Ответ пришел незамедлительно: «Деньги получил тчк не стоит благодарности тчк у нас весна тчк невеста ждет тчк Сандро».

Я смеялся, читая телеграмму. Особенно насмешила меня фраза «Невеста ждет». Неужели такой циник, как Сандро, всерьез верит, что меня устроит дикая невеста с гор по его выбору? Мои сослуживцы, которым я показал телеграмму, конечно, утаив мои похождения в Москве, тоже смеялись как веселому анекдоту.

У нас было холодно и слякотно. Я простудился и неделю провалялся с жесточайшим гриппом. Эта болезнь да плюс еще московские переживания изнурили меня окончательно. Начальство, обеспокоенное моим состоянием, предложило взять отпуск и хорошенько отдохнуть. Путевки в приличный санаторий не нашлось. Все было распределено заранее. И тогда в памяти всплыло улыбающееся усатое лицо Сандро и фраза из телеграммы «У нас весна».

Сандро сам приехал за мной в аэропорт на армейском вездеходе, за рулем которого сидел совсем молодой кавказец с черными усиками и с такой же ослепительной улыбкой, который по-собачьи преданно смотрел на своего хозяина. Он так и называл Сандро — хозяин. Имя шофера было Шалико. Он еще донашивал военную гимнастерку и галифе — недавно вернулся домой из армии.

Наш путь в горы трудно описать словами. По извилисто петлявшей дороге мы взбирались вверх среди дивного, райского пейзажа. В горах цвел дикий миндаль, и все кругом пенилось розово-фиолетовым кружевом. Лепестки лежали и на дороге и на выступах красного камня, нависавшего над нами. Запах стоял такой густой и крепкий, что кружилась голова, а сердце замирало при виде шумных водопадов, низвергавшихся с круч, сея тысячи брызг. Солнце пекло как летом, и в пиджаке сидеть было жарко.

— Это все — мое, — широким жестом показывал Сандро на окружавший ландшафт. — Можешь ехать на коне день и ночь и еще один день, и, у кого бы ни спросил: «Скажи, пожалуйста, где я?» — тебе ответят одно и то же: «В хозяйстве Сандро Мелиава». Ни один помещик при царе не имел такого хозяйства, как мой заповедник, и ни один грузинский князь не был так богат, как я. Правильно, Шалико?

— Совершенно правильно, хозяин, — восторженно подтвердил шофер, ловко управляя рулем на серпантине горной дороги.

Меня поражало, что Сандро без всякого юмора называл государственный заповедник своим, не скрывая, кичился богатством, нажитым явно против закона, и вел себя так, словно нет вокруг советской власти с ее крутым карательным аппаратом, которая не гладит по головке за такие дела. Но впереди мне предстояло еще много открытий, и скоро я совсем перестал удивляться.

А между тем Сандро вытащил из кармана заготовленный сюрприз — измятую фотографию совсем молоденькой девочки, лет шестнадцати, и протянул мне с отеческой улыбкой: