Итак, мистер Педигри вышел из уборной и пошел по Хай-стрит, стараясь держаться поближе к любой подходящей стене. Он взглянул на верхнее окно в усадьбе Спраусона, но Беллов, конечно, уже не увидел. Он направился в парк, прошел мимо стенда со списком запретов, напустив на себя как можно более уверенный вид. Все-таки кривая его жизни подходила к своей низшей точке. Он нашел свободную скамейку, уселся на железное сиденье и, ощупывая нэцкэ в кармане, стал украдкой оглядываться по сторонам. Он, по его собственному выражению, приценивался. Дети играли группами — одни с мячом, другие с воздушными шариками, третьи не слишком успешно пытались запустить по легкому ветерку змея. Взрослые располагались на скамейках — три пенсионера, влюбленная парочка, которой было некуда идти, и молодой человек в сером плаще, чье присутствие не стало для мистера Педигри неожиданностью. В дальнем углу парка находился туалет. Мистер Педигри знал, что, если встанет и направится туда, молодой человек пойдет за ним следом.

С тех пор как к возможности пойти на Старый мост добавилась возможность встретить там Белла, мистер Педигри начал регулярно, день за днем, кружить по городу. У него установился определенный маршрут. Именно в это время Гринфилд поразила странная эпидемия, — впрочем, люди стали называть ее эпидемией, только когда она, миновав верхнюю точку, пошла на спад. Задним числом те, кто полагал, будто знает виновного, восстановили в памяти все события, начиная с первого дня, а первый день наступил вскоре после того, как мистер Педигри встретил, вернувшись после последней отлучки, Белла. Молодая женщина — белая женщина — выбежала с Паддинг-лэйн на Хай-стрит. Туфли на платформе придавали ее спешке особую комичность, тем более что она была из тех женщин, что бегают растопырив руки и брыкая ногами во все стороны — способ, вообще не допускающий ускорения. Рот у нее был открыт, и она бормотала «Помогите, помогите!» угасающим голосом, как будто говорила сама с собой. Но затем она увидела около магазина коляску с ребенком и вроде бы успокоилась. Присмотревшись к ребенку и чуть-чуть покачав коляску, женщина покатила ее прочь, без единого слова и только нервно и как-то глуповато оглядываясь. В тот же день причина почувствовать себя в глупом положении появилась у сержанта Филипса — возле магазина редких книг Гудчайлда он обнаружил коляску с ребенком, но ни Сим Гудчайлд, ни его жена Рут не имели понятия, как она там оказалась. Пришлось инспектору Филипсу катить коляску вдоль всей Хай-стрит до патрульной машины и оттуда сообщить о ней по рации. Мать ребенка скоро нашлась; она оставила коляску у входа в Старый супермаркет, по соседству со Старой зерновой биржей. Прошло несколько дней, и все повторилось. Чуть ли не целый месяц коляски исчезали в одном месте и находились в другом, словно это был язык жестов, которым некто пытался привлечь к себе внимание. За мистером Педигри установили наблюдение; он так ни разу и не попался, а потом похищение колясок прекратилось, а этот месяц запомнился людям как время, когда нельзя было оставлять коляску без присмотра. Постепенно забылась и весьма неприглядная стычка между мистером Педигри (он пришел в Старый супермаркет в поисках крупы, с горшочком «Услада джентльмена», который купил в Универмаге Джорджа) и несколькими дамами, видевшими, как он робко пробирается между колясками, оставленными у супермаркета наподобие лодок у причала. Как заметила миссис Алленби, обсуждая этот инцидент с миссис Эпплби за чашкой кофе в кофейне «Тадж-Махал», мистеру Педигри повезло, что он живет в Англии. Конечно, она называла его не мистером Педигри, а гнусным старикашкой.

Между мистером Педигри и похищением колясок не было обнаружено никакой связи, но Сим Гудчайлд и Эдвин Белл сошлись во мнении, что люди, подобные Педигри, для достижения своих извращенных желаний нередко способны на известное хитроумие, порождаемое их неспособностью думать ни о чем ином. Они были правы. В этом отношении, не считая мимолетных интересов, навязанных мистеру Педигри его дорогостоящим образованием, он, подобно Мэтти, стремился к одной-единственной цели. Но в отличие от Мэтти он слишком хорошо знал, какова эта цель, какой она должна быть, и следил за ее приближением, точнее, вынужден был двигаться ей навстречу с каким-то постоянно гложущим беспокойством, которое старило его гораздо сильнее, чем течение времени. Нигде не отмечено, жил ли в Гринфилде хоть один человек, который бы жалел его. Разумеется, те дамы, которые едва не выцарапали ему глаза в супермаркете, осыпали бы упреками любого, кто осмелился бы только предположить, что Педигри вовсе не дотрагивался до колясок. Не случайно же после того, как Педигри спасся от мстительных дам, на гринфилдские коляски никто больше не посягал.

Итак, мистер Педигри некоторое время держался поодаль от Хай-стрит, не подходя ближе здания интерната находившегося за углом, откуда он надеялся увидеть Эдвина Белла, — но тот очень старался остаться незримым. Можно было подумать, что старика заело, как граммофонную пластинку: он стоял за оградой, оплакивая идеализированный образ юного Хендерсона и проклиная мальчишку с изуродованным лицом, который к тому времени уже сошел с греческого судна на берег в Фалмуте, на полуострове Корнуолл, и поступил на службу в местный магазин скобяных товаров, поскольку Библия, к которой он обратился за советом, ограничила его перемещения субботними прогулками. И в тот самый день, когда дамы пытались изувечить мистера Педигри, в Корнуолле Мэтти начал, по весьма неординарной причине, вести приводимый ниже дневник.

17/5/65

Я купил эту тетрадь и эту ручку из-за того что случилось и буду теперь вести дневник чтобы было ясно что я не сошел с ума. Они были не такие как призрак которого я видел в Гладстоне ведь то действительно был призрак. Они явились прошлой ночью. Я прочел свой урок из Библии потом повторил по памяти и сидел на кровати и снимал башмаки. Было одиннадцать сорок когда это началось. Сперва я подумал что для мая холодновато потом что у меня комната холодная а холод все усиливался и усиливался. Из меня ушло все тепло как будто высосалось. Каждый мой волос то есть все короткие волосы а не длинные волосы на голове те только покалывали а каждый короткий волос встал дыбом. Это то что люди называют испугом и теперь я знаю как это ужасно. Я не мог ни дышать ни кричать и думал что умру. Потом они явились передо мной. Точно не знаю как. Попытка вспомнить все меняет. Точно не знаю. Но я не сошел с ума.

18/5/65

Сегодня они не приходили. Нет, теперь уже надо написать вчера. Я ждал до двенадцати и когда пробило полночь понял что они не придут. Что все это значит спрашиваю я себя. Один был в синем а другой в красном и в шляпе. Тот что в синем тоже был в шляпе но не такой дорогой. Они появились в одиннадцать сорок и просто стояли глядя на меня не знаю сколько. Это было ужасно. Тот призрак был вообще бесцветным но эти были в красном и синем как я уже написал. Не могу сказать какими я видел их когда видел я просто видел но когда вспоминаю все представляется по-другому. Я себя спрашиваю может это предупреждение может я чего-то не доделал. Я поискал в прошлом но ничего не нашел кроме конечно того огромного ужасного греха который я бы искупил если бы знал как но Библия послала меня сюда а его здесь нет так что же я могу поделать. Все это скрыто от меня. Два года назад я на Северной территории подавал много знаков но ничего не случилось. Это испытание моей веры.