— Ты сам посуди, Вадя, — сказала она, — пойду я к своему дому, а он уже не мой. Нет, лучше мне этого не видеть.

Иногда по утрам она просыпалась в слезах. На вопрос, что ей приснилось, отвечала, что видела всех своих деток маленькими.

— Зачем же расстраиваться, мама? — пыталась утешить ее Лариса. — Все живы, здоровы. Радоваться надо.

— Так ведь тогда вы все мои были, все за мной по пятам ходили и за юбку дергали. А я еще серчала: «Да отвяжитесь вы, пострелята, покоя от вас нет!» А теперь скучаю по малышкам своим.

Она умерла летом, в конце августа, пережив дедушку всего на год. Хоронить ее повезли в Загубье, там же покоился дедушка и все их родственники. Вадим провел несколько дней в Свирице с Саней и мамой, потом они все вместе вернулись в Ленинград. Смерть бабушки он переживал тяжело, так же, как и деда, и поддержка Сани была ему необходима. Веру он видел мельком, от встречи с ней запомнил лишь пожатие маленькой руки, едва уловимый аромат лесных цветов на щеке и слова соболезнования.

Начался второй год обучения в университете. Учеба обоим давалась легко, каждый слыл одним из лучших студентов на своем курсе. Они увлеклись классиками, поэзией, живописью, не пропускали ни одного спектакля в Кировском театре оперы и балета, простаивали в очередях за билетами в Ленинградский рокклуб, упивались записями Битлз и Высоцкого, знали наизусть все песни Окуджавы, словом, становились типичными представителями просвещенной Ленинградской молодежи начала восьмидесятых годов.

Вадим все тяжелел и наливался силой. Рядом с ним тонкий и стройный Саня выглядел, как молодое светлое деревце, хотя сам был выше среднего роста и хорошо развит физически; он очень нравился девушкам, многие открыто добивались его внимания, иногда довольно назойливо. Случалось, что Вадим, заскочив за другом в общежитие, заставал у его двери Толяна, который с видом заправского сводника сообщал, что.

Саня в комнате не один.

Что касалось Вадима, то вокруг него вообще творилось что-то странное, что не поддавалось для него объяснению. Девушки буквально не давали ему проходу. Он по-прежнему считал себя некрасивым, не умел быть галантным и обходительным, что легко давалось его другу, просто потому, что Саня был мягким и доброжелательным от природы — его ясная улыбка, какое-то особенное участие к людям и бездна обаяния неизменно притягивали к нему молодежь. Он был неординарен и умен, его суждения всегда отличались глубиной и оригинальностью. Его любили слушать и часто вызывали на дискуссии, когда на всех находил философский стих, и все кричали и спорили до хрипоты, пока Вадим не уводил друга, показывая кулак в ответ на протестующие вопли.

Саня не заводил постоянную подругу, видно, потому, что сердце его принадлежало Вере. Вадим же, для того, чтобы отбиться от настырных и предприимчивых поклонниц, сблизился с Олей, которая училась в университете на психологическом факультете. На переменах и после занятий она не упускала случая забежать к нему на факультет, чтобы показать всем длинноволосым лахудрам, положившим глаз на ее парня, кто на самом деле имеет на него права. Взяв его под руку, она с победным видом прохаживалась с ним по коридорам, обливая на всякий случай презрением всех представительниц женского пола, попадавшихся на пути.

Оля нравилась Вадиму. Она была высокая и гибкая, с очень светлыми ревнивыми глазами и выкрашенными под блондинку волосами, которые красиво спадали ей на плечи мелкими волнистыми прядями. Оля жила в Ленинграде вместе с матерью, которая очень кстати периодически дежурила по ночам в больнице. Тогда от Оли незамедлительно поступало предложение «завалиться в койку», что и осуществлялось по обоюдному согласию сторон. Оля была влюблена в Вадима и тайны из этого никакой не делала. Вадим не знал, влюблен он или нет. Ему было с ней хорошо, но он подозревал, что любовь — это нечто большее.

— Ты меня любишь? — спрашивала Оля, лежа у него на груди в перерыве между ласками.

— Конечно, — лениво отвечал он, не желая вдаваться в подробнейший анализ своих чувств к ней, которых, скорее всего, не было.

— И я тебя люблю. Обожаю! Ты даже не представляешь, до какой степени!

— Слушай, а что ты во мне нашла? — спросил он как-то. — Я же грубый, топорный, и жутко некрасивый.

Оля посмотрела на него с изумлением и рассмеялась.

— Что ты понимаешь, — сказала она. — Ты шикарный, великолепный, потрясающий! — и в доказательство своих слов покрыла его грудь страстными поцелуями, приведя его в еще большее недоумение.

Так и не найдя объяснений столь бурным порывам загадочной женской души, он решил принимать их, как данность, тем более что это было очень приятно.

Отец подарил Вадиму видеомагнитофон. В те годы еще немногие могли похвастаться обладанием этого технического новшества. Молодые люди нешуточно им увлеклись, но Саня постепенно, под разными предлогами, стал уклоняться от визитов к Вадиму домой.

Вадим вспылил:

— Опять ты за свое? Что на этот раз? Уверяю, дыру в экране ты своими глазами не протрешь!

— Дело не в видике, — скрепя сердце, признался Саня. — Не хотел тебе говорить, но я чувствую, что твой отец меня не любит.

— Какие глупости! — возмутился Вадим. — Он очень хорошо к тебе относится, всегда с тобой разговаривает, интересуется твоими делами. Ты несправедлив к нему.

— Все, забудь. Я ничего не говорил.

— Да с чего ты решил? По каким таким признакам?

— Вадим, ну все, я сказал! Наверное, мне показалось.

— Тогда приходи ко мне, как раньше!

— Не могу. Может, я мнительный, может, чокнутый, но не могу.

Вадим расстроился так сильно, что он поспешил добавить:

— Нет, я, конечно, буду приходить, просто не так часто.

Они окончили второй курс, как всегда, на одни пятерки, и Саня уехал в Свирицу повидаться с бабушкой. Вернулся он очень скоро вместе с Верой. Она приехала, чтобы поступать на филфак.

Вере исполнилось восемнадцать лет. Вадим, сразу же, как только ее увидел, понял, что забот у него теперь прибавится. За такой красавицей нужен глаз да глаз. Вечно занятый и рассеянный Саня просто не сможет постоянно держать ее в поле зрения. Все знакомые девушки не шли ни в какое сравнение с Верой. Она была хороша необыкновенно. Очень яркая, она сразу притягивала к себе внимание уже одними своими пламенеющими, кудрявыми волосами, и тот, чей взгляд невольно обращался в ее сторону, уже не мог оторвать от девушки глаз. Мужчины спотыкались на улице, неотрывно глядя на нее, а не перед собой. Она была прекрасно сложена: крутобедрая, с тонкой талией и высокой грудью. Движения ее были порывисты и изящны; пленительное лицо с серыми, в ледяной изморози глазами и полными вишневыми губами дышало своеобразной силой, хотя хранило еще следы детской восторженности. В ней было много жизни и жадного любопытства ко всему, что ее окружало. В этом они были схожи с Саней, и потому, и по многим другим причинам, казались всем идеальной парой.