Ирина кивнула. Добрые духи места оказались не только гостеприимными, но и крайне предусмотрительными. В картинку явно был встроен жучок. Еще один оказался над окном, в багетке. Третий и четвертый, соответственно, в люстре и в дверном косяке. Эк, расстарались. Квадрофония. Любят ребята хай-фай. Камеры, судя по всему, не было. Впрочем, это удовольствие они могли приберечь для спальни. С них станется.

Камер, однако, не было нигде — Ларькин все прозвонил. В спальнях было по два жучка. Два на кухне. Здесь им, судя по всему, довольно было стерео. Один в прихожей. По одному — в ванной и в туалете. Последнее обстоятельство привело Ларькина в полный восторг, и Ирина вдруг с трепетом душевным поняла, что ее ожидает, вспомнив запавшую с детства фразу, первую фразу, которой отточенный стилист Олеша начал свою «Зависть». «Он поет по утрам в клозете». Жаль, что они там не поставили квадро. Виталик им устроит самый большой хоровой коллектив из одного человека, какой они когда-либо в жизни слышали. На балконе тоже был жучок.

Ларькин вышел в прихожую и молча начал обуваться. Ирина вышла следом. Они обзвонили машину и нашли еще двух засланцев — одного под приборной доской, другого в кузове, причем эти два были посовременнее, уровнем повыше и явно рассчитаны на автономное питание и довольно дальнюю дистанцию «прострела».

— Пойдем прогуляемся, — сказал Ларькин.

— Пойдем.

— До Волги тут далеко?

— Рукой подать.

— Ну, тогда веди.

Ирина через Музейную площадь, мимо барочного, XVII века, собора с накренившейся на вполне «пизанский» манер колокольней, вывела Виталия к набережной, к роскошному виду на Волгу. Слева гнутые дугой пролеты моста, справа река делает широкий плавный поворот, огибает холм и теряется в сизой утренней дымке, перечеркнутая у самого горизонта прямой линеечкой железнодорожного моста; а за Волгой, за островами (белые пляжи и пойменный лес, вяз и тополь, по хребту), вдоль по низкому левому берегу — Энгельс, в четырех километрах от берега правого. Они спустились к парапету, а потом, по ступенькам, и еще ниже — к самой воде.

— Красота, — сказал, прищурившись (солнце стояло за рекой, и блеск воды здесь, у самой кромки, был, пожалуй, чрезмерен), Ларькин, — так ты говоришь, здесь прошло твое босоногое детство? Везет же некоторым. А я краше засранной Москвы-реки ничего все детство не видал.

— Красота, — согласилась Ирина. — Но там, куда мы поедем, должно быть еще лучше. Сейчас. Летом. Если не считать того, что в июне комар на Волге самый лютый. Ты репелентом запастись догадался?

— Догадался. На две недели на двоих должно хватить. А не хватит — съездим в город, купим еще. Здесь вроде бы недалеко.

Он постоял немного, помолчал, глядя на быстро и мощно текущую мимо реку — паводок еще не совсем сошел, вода стояла довольно высоко, и теченье было сильное.

— Неплохо они подготовились к нашему приезду, а? — обернулся он наконец к Ирине.

— Да уж, на недостаток внимания жаловаться не приходится. Но, может быть, это просто их обычная гостевая квартира, а жучки стационарные, на всякий случай? Если нужно — включают, не нужно — так стоят, а, как ты считаешь?

— Что гостевая квартира — очень может быть. Что заряжена заранее, надолго и всерьез — тоже. Даже и то, что машина зажукована, тоже можно по этой статье провести. Но ты мне вот что скажи — почему в таком случае они все были включены — с самого того момента, как мы оказались в квартире? И в машине, кстати, тоже. У меня, видишь ли, кроме той, главной машинки, есть еще и карманный обнаружитель. Так вот, он среагировал, как только я открыл дверь машины.

— Н-да. Странно. Кому, интересно, понадобилось нас пасти, да еще так плотно.

— Ну, тебе виднее.

— Нет, Виталик, не виднее. Если бы это были, как ты говоришь, мои друзья, какой им был бы смысл нас с тобой прослушивать. Я им и так бы все изложила в подробностях — как только, так сразу. Для чего нарываться?

— А хотя бы для того, чтобы ты чего-нибудь ненароком не забыла. А? А то знаешь, как оно бывает, увлечется человек, тут помню, тут не помню… Ладно, это мы выясним со временем. Да ты и не расстраивайся особенно-то. Дело обычное, и бороться с этим проще простого. В квартире мы ничего им отключать не станем — пусть радуются. А вот машина — другое дело. Там придется ребятам устроить пару неполадок в системе. Нам в машине лишние уши ни к чему. В городе, конечно, они нас могут слушать откуда угодно — метров за сто пятьдесят свободно. Нет, нет, ты не вертись. Сейчас, даже если слушают, то ничего не слышат. Во-первых, мы под берегом, под железобетонной стеной, почти вплотную. Во-вторых, вода здорово отражает и рассеивает сигнал — поверхность-то неровная, а мы почти на поверхности. А в-третьих, я подстраховался.

Виталий вынул из кармана небольшую плоскую штуковину с мигающим индикатором на торце.

— Ничего особенного, просто генератор помех. Но если они сейчас, не дай Бог, наведут на нас направленную антенну — ну, скажем, с пролетающего мимо совершенно случайного вертолета, — то радисту я не позавидую. Болеть будут ушки у парня, если громкость вовремя не уберет. Этот стервец, в смысле я обоих имею в виду — аппарат и создателя — задал волновой эффект. То ничего-ничего, только голосов не слышно, а потом вдруг раз, и чего. И так чего, что хоть святых выноси. Крыша съезжает.

— А создатель у нас…

— А создатель у нас Ренат. А ты думала — Илюха? Нет, Илюха больше по программной части. А если нужно какую техническую пакость измыслить — то это дело Рената, он гений всех времен и народов. Кулибин, блин — то бишь, пардон, Кулиджанов. Нам как-то раз одного типа нужно было взять. Причем в городе его брать было неудобно, а непременно за городом. И так, чтобы особо не тревожить местную милицию — у него, видишь ли, все было прихвачено и могли возникнуть сложности самого, так сказать, технического порядка. А у него, понимаешь, мерс. А дороги там хорошие. А у нас, надо же было такому случиться, автомобиль «Победа». Классная тачка, вместительная, но за мерсом никак не угонится. Так вот Ренатик, не долго думая, присобачил ему — в смысле мерсу, под брюхо бомбу. Нет-нет, ничего особенного, не взрывоопасную. Щ-щисто технищщеского характера парисспособление.

Татарское произношение у Ларькина получалось как родное. Дремлющий в Ирине лингвист проснулся и восхищенно развел руками.

— Ну, так вот. Вывели мы его за город. Вышли на трассу. Ближайший ментовский пост в тридцати километрах. На трассе чисто — бери, не хочу. Пошли на догон. Он нас заметил — и газу. Тут Ренатик вынимает из-под задницы пульт — вроде как от телевизора, представляешь? — и на кнопочку, на кнопочку. И тут же у мерса из-под днища вылетает парашют — типа авиационного — видела, как боевые самолеты на посадку заходят? Здоровенный такой парашют — когда развернулся. И прочный. Хорошо, мерс еще скорость набрать не успел — увело бы его в кювет, и все дела. А так мы его спокойненько обогнали, подрезали, остановили — и отработали свое. Красиво? То-то. Так что с нашим Ренатом шутки плохи. Ты в него рогами, а он тебе по рогам.