– А ты меня не осаживай, господин ротмистр! – со злинкой парировал Медников. – Я нутром чую: неспроста этим паспортом наш старый друг, Манасевич-Мануйлов шибко заинтересовался! Поскольку с Британией отношения сейчас у нас весьма напряженные, доложили москвичи об этом по инстанции, в Петербург. А отсюда депеша ушла в Москву, за его подписью: немедленно доставить Кроху к нему! А мое нутро, Владимир Николаевич, сам знаешь – чуткое! И от беды не раз спасало, и верную тропку в розыске подсказывало!

– Ну-ка, ну-ка! И что оно тебе на сей раз подсказывает, Евстратий?

– Сам пока не знаю! – сердито огрызнулся Медников. – Но робяты московские, по старой дружбе, значить, дали мне возможность с Крохой тет на тет побалакать – перед тем, как его с конвоем к Манасевичу отправить.

– И что?

– Побалакал я с ним. И понял, что с другим человеком балакать надо – потому как описание владельца паспорта под каждого второго человека подходит. Манасевич-то всю пограничную стражу России уже на ноги поднял, в посольство британское запросы шлет. Те отвечают, что господин Палмер в Россию не въезжал и в Бюро иностранцев не регистрировался. Вот и получается, что только сам господин редактор может ответить – для кого он чужой паспорт в работу отдал? Манасевич насчет Дорошевича тоже допер, да поздно! Дорошевича как раз в России-то и нету – уехал в Италию, говорят.

– По своему паспорту?

– По своему. А дней за десять до того, как Крохе английский паспорт принести, господин Дорошевич из Индии, пароходом через Одессу вернулся. На том маршруте, говорят, англичан много всегда бывает – так что мог кто-то и обронить свой паспорт, – многозначительно поиграл бровями Медников.

– Слушай, Евстратий, я все же что-то никак не пойму: чего ты в этот паспорт британский вцепился? – помолчав, поинтересовался Лавров. – Ну, с Манасевичем-Мануйловым понятно: тот изо всех сил нужность своего полицейского антишпионского подразделения всем доказывает. И фантазия у этого господинчика богатая: вполне мог придумать «шпионское гнездо» в России, с Дорошевичем во главе. Тем более – война у нас с Японией идет, а британцы им нынче первые друзья. Но мы-то тут каким боком? Дорошевич – личность слишком известная в России, да и в Европе тоже – после издания книжки своей о Сахалине, – чтобы в японские шпионы лезть. Что ты предлагаешь, в конце концов? Мануйлову ножку подставить? Показать всем ненужность наших конкурентов? А для этого с Дорошевичем «завязаться»? Уволь, брат! Прессу нынче только тронь – такой вой поднимут, что не приведи господи! Тем более – «Русское слово»! Или ты, Евстратий, не договариваешь чего? Тогда договаривай!

Медников крякнул, пригладил двумя руками жидковатые длинные волосы на макушке. Покрутил головой:

– Недаром все же тебя, господин ротмистр, начальником в нашу контору поставили! И моя чувствительная утроба по сравнению с твоей… инто… Как ее, слово выскочило из башки…

– Интуицией? – улыбнулся Лавров. – Ты с комплиментами начальству погоди, Евстратий! Знаешь ведь, не люблю! Лучше все до конца расскажи!

– Ну, раз угадал – слушай! Раз Дорошевич уехал – решил я, будучи в Москве, вокруг редакции покрутиться, поразнюхать – чего можно. И представь себе – нашел человечка одного, обиженного, разговорчивого и на рюмку падкого. Младшим счетоводом-кассиром в издательском доме Сытина служит – ну, который «Русским словом» владеет.

– Знаю Ивана Дмитриевича, – кивнул Лавров. – Весьма достойная личность!

– Да бог с ним, с Сытиным! – отмахнулся Медников. – Я про Порошкина, счетовода говорю. Как я его вычислил – долго рассказывать. Суть скажу: очутился я с ним за одним столом в трактире, в день, когда издательским жалованье выдают. Ну, себе-то я заранее у трактирщика графинчик водички колодезной выговорил – знаешь ведь, не пью и табаком вера моя пользоваться не велит. А Порошкин – человек слабый на сей счет. Слабый да завистливый. Вот и узнал я от него, что днем раньше Дорошевича отъехал в командировку в Париж его любимчик, талантливый репортер – некто Краевский Владимир Эдуардович. По описанию Порошкина вполне подходит под британский паспорт…

– Ну и что? Сам поминал: под то описание многие подойти могут!

– Во-первых, командировочных сумм Порошкин выдал Краевскому, на сей раз, просто огромадную сумму – пять раз до Парижа доехать можно! А во-вторых, Краевского приятели Англичанином иной раз кличут – так ловко он на их языке говорит. Деньги выданы по личному указанию Сытина, а Дорошевич прибегал к бухгалтерам, ругался, что тянут с выдачей. Вот тебе, Владимир Николаевич, и разгадка британского паспорта!

– Допустим. И что это нам дает?

– Пока ничего. Но не худо было бы проследить, господин ротмистр, куда Краевский из Парижа двинется!

– Краевский или упомянутый тобой Палмер, – пробормотал Лавров, выстукивая пальцами на столешнице какой-то марш. – Жалко: почти все парижские связи под Манасевичем-Мануйловым остались…

– Неужто все, Владимир Николаевич? – Медников даже подался вперед, вглядываясь в невозмутимое лицо начальника.

– Ну, допустим, не все, – протянул Лавров. – И я, конечно, попытаюсь навести справки. Но признаюсь, Евстратий, что перспектив этого дела для нас пока не усматриваю… Впрочем, поживем – увидим!

– Эх, самим бы в Париж кого откомандировать! – мечтательно прикрыл веки Медников. – Наши точно бы всё раскопали!

– И думать забудь! – погрозил пальцем Лавров. – Такая поездка мигом Мануйлову известна станет! Через пограничную стражу, подведомственную Департаменту полиции. Только и будет заботы, что от его «хвостов» отделываться! Во-вторых, бюджетец наш слишком тощ ныне, чтобы такие командировки организовывать. И в-третьих, не вижу смысла…

– Пока не вижу, – помолчав поправился Лавров. – Здесь надо покопать хорошенько. В той же Москве – очень осторожненько, чтобы полицейский департамент не насторожить! Такие поездки, под чужой личиной, в газете, конечно, в большой тайне держат. Но кто-то все равно сию тайну знает. Друзья-приятели Краевского могут знать… А уж Сытин-то наверняка! Ладно, Евстратий! Спасибо за службу, как говорится. Рапорток мне к вечеру подробный на стол положишь. Вот Архипова провожу, дай Бог, чтобы получилось у него – и сам съезжу в Златоглавую!

Петербург – Париж

Закрытое авто, приткнувшись к поребрику правыми колесами, замерло у дома № 12 на набережной Мойки, где обосновалось Охранное отделение. Сторож в мундире унтер-офицера едва поспел сбежать с невысокого крыльца и, оскальзываясь на мокром булыжнике, распахнуть дверь перед важным посетителем. Однако замечания не избежал:

– Спишь, что ли, братец? – Посетитель, плотный мужчина среднего роста тяжело выбрался из автомобиля, недовольно покосился на низкие, моросящие мелким дождем тучи и быстро зашагал к подъезду. – Зонтика в охранке нет, что ли?!

– Виноват-с! – козырнул оробевший унтер. – Не подумавши, стало быть…

Обогнав посетителя, он распахнул перед ним массивную дверь и аккуратно притворил ее за грозным гостем, не забыв нажать кнопку электрического звонка, оповещающего начальника о подобных неожиданных визитах.