У же начинало темнеть, когда Авинов покинул Венец. В штарме трещал десяток «Ундервудов», распечатывая фамилии и адреса царских офицеров, не прибившихся к Белой гвардии, а чего-то выжидавших. «Дождались!» — подумал Кирилл со злостью, сворачивая в переулок со смешным названием «Курмышок 2-й». Здесь, в своём доме, проживал полковник Соотс — один из тех верных слуг Отечества, чьи координаты штабс-капитан успел запомнить.

Пройдя мимо ворот, Авинов глянул, как учили, — вниз и назад. Никого. Выбрав дыру в заборе, он пролез в запущенный сад. Обойдя дом, штабс-капитан вышел к веранде, на ступеньках которой сидел изрядно поседевший мужчина с усталым, обрюзгшим лицом. Набросив на плечи китель без погон, он курил самокрутку, щурясь от ёдкого дыма.

— Георгий Иоганнович? — негромко позвал Кирилл. — Не оборачивайтесь!

Спина полковника напряглась.

— Кто вы? — глухо спросил он. — Что вам здесь нужно?

— Молчите и слушайте. Завтра по всему Симбирску расклеят приказ о мобилизации царских офицеров.

— Я не собираюсь служить хамской власти! — резко сказал полковник.

— А вас никто и спрашивать не будет. Или станете военспецом в Красной армии, или вас расстреляют! Слушайте и не перебивайте. В вашем распоряжении лишь эта ночь. Соберите всех, кого найдёте. У причалов стоит штабной пароход «Нижегородец» и ещё там есть суда — «Отец», «Фортуна», «Василий Лапшин»… У них на борту полно всего — оружия, боеприпасов, продовольствия, обмундирования… Угоните их перед рассветом.

Соотс подавился дымом и закашлялся.

— Как? — просипел он, перхая. — Там же охрана!

— Этой ночью на дежурство заступают матросы из отряда Прохорова. Они и без того спят на посту, а сегодня их сон будет особенно крепок — кто-то поднесёт им два ведра самогону… Вахтенных снимете сами.

— И куда нам? — напряжённым голосом спросил Соотс.

— Да всё туда же, куда давно надо было! — грубовато ответил Кирилл. — Пробивайтесь к белым, Каппель в Сызрани. Заодно передадите Владимиру Оскаровичу, что в Симбирске ждут главкома Востфронта — красные готовятся перейти в контрнаступление. Действуйте, ваше высокоблагородие!

Пробегав полночи по гулким деревянным тротуарам, Авинов до того устал, что ему даже спать расхотелось.

Ещё и четырёх не было, когда он спустился к пристани.

Симбирск спал — дома его почивали в зелёных постелях садов, луковки церквей и колокольни вырисовывались нечёткими силуэтами, словно ночнички, Волга была укрыта чёрным одеялом предрассветного мрака. А небо начинало сереть — всё Кириллу было видно, хоть и смутно.

Различив шпиль речного вокзала, он улыбнулся — сработала его затея! Ни одного «братишки» не шаталось в карауле, дрыхла матросня, упившись самогоном «на халяву». А вот офицерам было не до сна — «их благородия» и «превосходительства» скользили по причалам неслышными тенями, крадучись, поднимались по трапам, убирали речников, «кемаривших» на вахте.

Первым отдал швартовы «Василий Лапшин». Поплыл без плеска, без шума. Лопасти его колёс были недвижимы — беглая команда опасалась запускать двигатель.

Медленно и плавно заскользило судно вдоль берега. Следом снялся госпитальный пароход «Фортуна» — его белые палубы ясно выделялись на фоне тёмной воды.

Это полуволшебное действо захватывало Авинова своей сновидностью — плавучие громады уходили на юг со скоростью театрального занавеса, раздвигаемого перед началом спектакля, с быстротою летящих облаков. И мнилось Кириллу, что не пароходы следуют мимо, а бесплотные корабли-призраки.

Отчалили «Нижегородец» и «Парс», миноносцы «Яков Свердлов» и «Туркменец», канонерки «Авангард революции» и «Ванька-коммунист» — вся флотилия сплавлялась по течению. Лишь два судёнышка остались у причала, скрипя бортами о кранцы, словно жалуясь на то, что и их не взяли, — буксиры «Республиканец» и «Республиканка».

Вздохнув, штабс-капитан отёр лицо и повернулся, чтоб идти, — часа два ещё можно было поспать… И замер — в двух шагах от него стоял Устинов с винтовкой наперевес.

— Что, ваш-бродь, своих спасали? — глумливо усмехнулся он.

Рука Авинова невольно дёрнулась к кобуре.

— Но-но! Не балуй! — процедил комбат. — А то второй пуп проверчу.

— Какого… тебе от меня надо? — выдавил Кирилл. Добавить матерок язык так и не повернулся.

— Желаете, ваш-бродь, чтоб я никому ни слова, ни полслова? — вкрадчиво проговорил Устинов. — Платите! — и хихикнул: — Молчание — золото!

— Какой образованный, — криво усмехнулся Авинов, лихорадочно соображая, что ж ему делать. Попробуй тут рыпнись, под дулом винтовки!

— Слышь, ваш-бродь, ты… эт-та… сымай свой маузер, а то я чой-то нервенный стал…

Кирилл осторожно расстегнул ремень с кобурой и бросил его в траву.

— Двух царских червонцев тебе хватит? — осведомился он деловито, берясь за подол рубахи.

— Полтинничек пожал-те, ваш-бродь! Доставай-доставай, хе-хе…

Авинов кивнул, нащупывая рукоятку парабеллума за поясом. В следующее мгновение он резко присел, словно увидел кого за спиною Устинова. Комбат дёрнулся, отводя ствол, и штабс-капитан бросился на землю, в падении выхватывая пистолет.

Два выстрела прозвучали так быстро, что слились в один короткий гром. Устинов, харкая кровью, выпалил в землю — брызнули камушки, — поник так, что винтовка упёрлась в пыль, да и завалился на бок. Солдатская бескозырка покатилась под откос к воде, подскакивая на ухабах.

Авинов быстренько нацепил кобуру обратно. Склонился над телом красноармейца. Убит.

— Прими его душу грешную… — пробормотал Кирилл, скатывая тело с обрывчика. Нелепо закидывая руки и ноги, мертвец полетел в Волгу. И поплыл, влекомый течением, догоняя пароходы.

Газета «Русский курьер»:

Посол Германии в РСФСР граф Вильгельм фон Мирбах-Харф ещё 6 мае слал телеграммы в Берлин, статс-секретарю по иностранным делам Рихарду фон Кюльману, выражая озабоченность ситуацией в Совдепии. Оплатив приход к власти большевиков в октябре прошлого года, немцы не были уверены, что те сохранят власть. Мирбах затребовал дополнительно 40 миллионов марок для поддержки ленинского режима, не считая ежемесячных выплат в 3 миллиона, однако уже летом телеграфировал, что не может «поставить большевикам благоприятного диагноза. Мы, несомненно, стоим у постели опасно больного человека… который обречён». С одобрения Берлина Мирбах берётся заполнить «образовавшуюся пустоту» новыми «правительственными органами, которые мы будем держать наготове, и которые целиком и полностью будут состоять у нас на службе». Негласного формирования прогерманского антисоветского правительства большевики послу не простили — чекисты убили Мирбаха…[63]