Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Владелец студии отвинтил пробку и отпил. Указал подбородком на дверной проем, где все еще раскачивались нити с бусинами.
– Вот чем мы стали.
Словно Селлитто был его лучшим другом.
– Тот тип в деловом костюме, – негромко продолжал Гордон, – любитель соколов. Видел, где его татуировка?
– На бицепсе.
– Да. Высоко. Легко спрятать. У него двое-трое детей или появятся в ближайшие годы. Учился в Колумбийском или Нью-Йоркском университете. Юрист или бухгалтер. – Гордон покачал головой, и его конский хвост закачался. – Раньше татуировки скрывали. Их носили плохие мальчики и девочки. Теперь накалывают галстук или браслет с брелоками. Ходит шутка, что кто-то хочет открыть тату-студии в торговых центрах и назвать их «Тат-доллары».
– Железки нужны для этого? – Селлитто указал подбородком на шпильки на лице Гордона.
– Заявить о себе нелегко. Звучит неубедительно. Извиняюсь – очень. Чем могу быть полезен, детектив?
– Я обхожу крупные студии. Пока что нигде не смогли помочь, но все советовали обратиться к тебе. Говорили, это самая старая студия в городе. И ты знаешь всех в тату-сообществе.
– Насчет самого старого – не знаю. Татуировка – я имею в виду современную в США, не племенную – определенно началась в Нью-Йорке. В Бауэри, в конце девятнадцатого века. Но в шестьдесят первом году, после вспышки гепатита, была запрещена. Легализовалась снова только в девяносто седьмом. Я нашел документы, свидетельствующие, что эта студия появилась в двадцатых годах – то еще было время. С наколкой ты был Мистером Личностью. Или Мисс, хотя женщины тогда редко делали наколки. Но все-таки делали. У матери Уинстона Черчилля была змея, кусающая себя за хвост.
Гордон заметил, что Селлитто не особенно заинтересовал этот урок истории, и пожал плечами. «Мое увлечение не твое увлечение. Ясно».
– То, что я хочу сказать тебе, секрет.
– Не беспокойся, чувак. Люди под иглами чего только не говорят мне. Нервничают и начинают молоть вздор. Я забываю все, что слышу. Амнезия, понимаешь. – Гордон нахмурился. – Ты здесь из-за кого-то, кто мог быть моим клиентом?
– Нет никаких причин думать так, но это возможно. Если покажем тебе татуировку, сможешь сказать нам что-то о том, кто ее сделал?
– Возможно. У каждого свой стиль. Отличия будут даже у двух мастеров, работающих по одному трафарету. Дело в том, как ты выучился работать, какой машинкой пользуешься, какими иглами. Тут тысяча вещей. Однако я ничего не гарантирую, хотя работал с мастерами со всех концов страны, бывал на съездах почти во всех штатах. Может, окажусь в состоянии тебе помочь.
– Ладно, вот она.
Селлитто полез в портфель и достал фотографию, которую отпечатал Мел Купер.
Гордон наклонился и, хмурясь, стал внимательно разглядывать снимок.
– Тот, кто это написал, знает свое дело – определенно мастер. Но мне непонятно это воспаление. Краски нет. Кожа распухла и стала шершавой. Сильно инфицирована. И никакого цвета. Он что, пользовался невидимой краской?
Селлитто подумал, что Гордон шутит, но тот объяснил: некоторые люди не хотят делать постоянно видимую наколку и колют специальный раствор, который остается невидимым, но проявляется под ультрафиолетом.
– Те, кому нужен пушистый мячик?
– Правильно, чувак. – Он ткнул кулаком в грудь Селлитто, детектив увернулся. Гордон нахмурился. – Насколько я понимаю, происходит что-то еще, верно?
Селлитто кивнул. Журналистам не сообщили о яде, опасаясь, что у этого способа могли найтись подражатели. И если бы недоброжелатели или сам преступник решили позвонить в муниципалитет позлорадствовать, было бы ясно, что им известны подробности убийства.
Кроме того, Селлитто обычно старался объяснять как можно меньше, когда вел опрос в поисках свидетелей или просил совета. Однако в этом деле у него не оставалось выбора. Ему требовалась помощь Гордона. И Селлитто решил, что этот человек ему, в общем, нравится.
Чувак…
– Подозреваемый, которого мы ищем, использовал вместо краски яд.
У мастера расширились глаза, металлические шпильки впечатляюще поднялись.
– Господи, неужто! Господи!
– Да. Слышал когда-нибудь, чтобы кто-то это делал?
– Никогда. – Гордон потер пальцами растительность на лице. – Это же зверство. Вот это да. Знаешь, мы… мы художники и вместе с тем хирурги-косметологи – люди нам доверяют. У нас особые отношения с ними. – Голос Гордона стал напряженным. – Использовать татуировку для убийства. Надо же.
В студии зазвонил телефон, Гордон оставил звонок без внимания. Но через несколько минут крепко сложенный мастер – тот, что накалывал мотоцикл, – просунул голову через занавесь из бусин.
– Слушай, Тэ-Тэ. – Он кивнул Селлитто.
– Что?
– Мне позвонили. Можем мы сделать наколку стодолларовой купюры на шее парня?
У него был южный акцент, но Селлитто не мог определить конкретного места.
– Сотни? Да, почему бы нет?
– Не противозаконно ли воспроизводить деньги?
Гордон закатил глаза.
– Парень не влезет ни в один приемник купюр в Атлантик-Сити.
– Я просто спросил.
– Можно.
Мастер произнес в трубку: «Да, сэр, мы это сделаем», – и прервал связь. Когда он собрался уходить, Гордон сказал:
– Подожди минутку. – И обратился к Селлитто: – Эдди повидал кое-что. Есть смысл поговорить и с ним.
Детектив кивнул, и Гордон представил их друг другу.
– Эдди Бофорт – детектив Селлитто.
– Рад познакомиться.
Акцент с юга среднеатлантических штатов, решил Селлитто. У этого человека было добродушное лицо, не вязавшееся с наколками на руках – в основном изображениями диких животных.
– Детектив, полиция. Х-м.
– Расскажи Эдди то, что рассказывал мне.
Селлитто изложил ситуацию Бофорту и показал фотографию. Тот, как и Гордон, слушал с удивлением и испугом. Детектив поинтересовался:
– Слышал о ком-нибудь, кто использует тату-пистолет как оружие? С ядом или без? О ком-то из вас?
– Нет, – прошептал Бофорт, глядя на изображение. – Ни разу.
– Хорошая работа, – заметил Гордон, обращаясь к коллеге.
– Да. Человек знает свое дело. Это яд?
– Совершенно верно, – ответил Селлито.
– Как он держал ее, то есть как она оставалась неподвижной так долго? – поинтересовался Гордон.
– Накачал ее лекарствами. Но у него это не заняло много времени. Мы думаем, он набивал это слово примерно пятнадцать минут.