Мистер Пертуи, подвергнутый ряду допросов, был сама любезность. Да, конечно, у него с покойным партнером, чьей доли в совокупном капитале фирмы ему весьма не хватает, были свои разногласия. Да, верно, в тот день у них произошла ссора. Да, накануне гибели мистера Фэрдела они допоздна засиделись в конторе. Но бесспорно также и то, что между часом и двумя ночи, и более того — с одиннадцати вечера, он, Пертуи, играл в карты в своем клубе на Хай-Хилл — весьма уважаемом заведении. И с полдюжины его партнеров, людей весьма достойных, могут подтвердить под присягой, что он ни разу не выходил из комнаты.

На этом, казалось бы, можно закрыть дело. Капитан Мактурк заявил, что мистер Пертуи убедил его — более или менее — в своей невиновности. Фирма на Памп-Корт еще несколько месяцев продолжала свою коммерческую деятельность, а потом закрылась, и на протяжении последующих пяти-шести лет о мистере Пертуи ничего не слышали. Поговаривали, что он занялся финансовыми спекуляциями на континенте — одни называли Лейпциг, другие Прагу, — но что за ними стояло, в Лондоне никто толком не знал. Кое-кто — возможно, из тех, кто играл с мистером Пертуи в вист в ночь накануне трагедии, — утверждал, что с ним обошлись очень дурно, возвели на него гнусную клевету с целью опорочить ни в чем не повинного человека, — но это были лишь отдельные голоса. Мистер Пертуи вновь появился на публике (вернувшись то ли из Вены, то ли из Праги, а может, из какой еще европейской столицы) уже в новом качестве — владельца конвейерного производства, которое, по слухам, могло произвести революцию в области коммерческой инженерии. Как именно это удалось мистеру Пертуи и откуда взялись деньги, никто в точности не знал, но спустя непродолжительное время дела его пошли в гору. Но затем опять возник некий господин, инженер по профессии, каковым мистер Пертуи не был, и заявил, что последний в ходе совместной работы на севере Англии — смошенничал? обманул партнера? подделал патент? присвоил чужую идею? В общем, с юридической точки зрения дело оставалось темным, но те, кто разбирается в таких вещах, в один голос говорили, будто повел себя мистер Пертуи весьма недостойным образом. Последовал дорогостоящий суд; итоги его оказались не вполне удовлетворительными как для мистера Пертуи, так и для его бывшего партнера, и дело лопнуло. Все это произошло четыре года назад, и с тех пор о том, где находится мистер Пертуи, было известно не больше, чем о местопребывании исследователя Арктики, капитана Франклина.

Между тем в это самое утро — дело происходило в начале года, было сыро, дул сильный ветер — мистера Пертуи можно было обнаружить в его собственной конторе, расположенной в скромном лондонском районе Картер-лейн. Контора тоже не отличалась роскошью — всего-навсего одна комната с двумя придвинутыми один к другому столами и толстым, неряшливо одетым клерком, который, сидя в углу, полировал ногти ножом для разрезания бумаги. Тем не менее вид у мистера Пертуи был такой, словно вершит он тут великие дела. В окне, выходившем на узкую улочку, на фоне городского пейзажа царил огромный купол собора Святого Павла. Развалившись на стуле и раскачиваясь на нем так, что, казалось, вот-вот перевернется и растянется на пыльном полу, мистер Пертуи вполне сардонически поглядывал на собор, словно говоря, что видит всех насквозь и никакими размерами, никакой торжественностью его не проведешь. Клерк, который вел себя по отношению к мистеру Пертуи несколько фамильярно — что вообще-то не характерно для служащих Сити, — закончил возиться с ногтями и швырнул нож на стол. Тот угрожающе задребезжал и целых полминуты не мог прийти в состояние покоя.

— Ну так что, идешь или как?

— Может, и иду. — Мистер Пертуи продолжал разглядывать купол собора. — Тебе-то что?

— Ничего. Абсолютно ничего. В чужие дела нос не сую. Но что сказать Доналдсону, если он тут появится?

— Поздоровайся, да повежливее, покажи бумаги и напомни, что срока у него — три недели.

— Правда? — откликнулся клерк с деланным энтузиазмом. — Наверняка тут же пятьдесят соверенов выложит. Наличными. Попомни мое слово.

Из этого разговора явствовало, что, чем бы мистер Пертуи ни занимался ранее, сейчас он имеет дело с учетом векселей; более того, таких, держатели которых не желали их погасить. Заканчивая беседу, мистер Пертуи бросил на клерка странный взгляд, в котором читались одновременно признание того, что он чем-то ему обязан и не считаться с этим не может, а также полная решимость покончить с задолженностью; и, вероятно, хорошо, что клерк всей этой гаммы не уловил.

Время приближалось к полудню. Если у людей есть чем заняться, то, как правило, они только о деле и думают, однако же мистер Пертуи продолжал с важным видом, хотя и с некоторым беспокойством, раскачиваться на стуле. Раз или два он извлекал из кармана жилета некую записку, внимательно перечитывал ее, производил на засаленном листке бумаги таинственные вычисления, затем возвращал его в карман. В какой-то момент он взял со стола палку, взвесил на ладони, словно это было оружие, и положил на место.

Тем временем клерк, выжидательно поглядывая на своего хозяина, потянулся к бумажному пакету с бутербродами. Наконец сделав движение, которое при всей определенности выдавало некоторую нерешительность, мистер Пертуи поднялся со стула, нахлобучил шляпу и сунул палку под мышку.

— Сегодня уже не вернусь. Если зайдет Кэрри, проследи, чтобы мне сразу передали его сообщение, я буду в клубе.

Клерк согласно кивнул, и мистер Пертуи вышел из кабинета прямо на улицу. Выглядел он в своем сером пальто и цилиндре, с палочкой под мышкой, напоминавшей стек, весьма элегантно, и прохожие, направляющиеся по Картер-лейн в сторону Сити, по крайней мере некоторые из них, останавливали на нем взгляд. Если бы они задержали его чуть дольше, то обнаружили бы, что мистер Пертуи неторопливо пересекает улочку, затем соседние переулки и выходит на Нью-Бридж-стрит. Здесь, неподалеку от Ладгейтского цирка, он садится на омнибус, платит кондуктору двухпенсовик и едет по Хай-Холборн в район, где расположено одно из четырех судебных присутствий Лондона — Линкольнс-Инн. Еще две минуты ходьбы, и мистер Пертуи оказывается в приемной мистера Крэбба, где передает клерку свою визитную карточку и спрашивает, может ли он иметь удовольствие видеть хозяина кабинета. Если бы в мрачной приемной мистера Крэбба оказался посторонний, то по поведению мистера Пертуи убедился бы, что с клерком они знакомы давно, а двух соверенов, завернутых в клочок бумаги, достаточно для того, чтобы его просьба была выполнена.

Мистер Крэбб, сидя в кабинете с приятным видом на сады — сейчас они, правда, скованы холодом, деревья почернели и оголились, — перебирал в памяти то немногое, что ему было известно о визитере. И поскольку никакой радости эти воспоминания ему не доставили, раздумывал, не лучше ли просто вернуть карточку вместе с кратким и решительным «нет». Однако по чистой случайности один важный вельможа, собиравшийся провести нынешнее утро в Линкольне-Инн, задержался в парламенте, и мистер Крэбб, которому изрядно надоело помешивать уголь в камине и покрикивать на клерка, был рад возможности хоть на что-нибудь отвлечься. Вот он и велел клерку передать, что примет мистера Пертуи, и в ожидании посетителя прошел в эркер, где, как он считал, и подобает находиться хозяину, встречающему гостя.