Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Фредик, ты хочешь, чтобы маме стало плохо? – тихо спросила его Соня, нежно слизывая слезы со щек.
– Нет, – оторопело ответил мальчик, все еще икая от рыданий.
– Тогда не плачь. Мне и так тяжело на сердце от разлуки. Солнце зайдет, а когда взойдет, я уже буду снова тут. Или я умру сейчас здесь от твоих рыданий.
– Что такое «умру»? – таких событий в его осмысленной жизни еще не было.
– Меня не будет больше никогда.
– Тогда лучше эта фигня с солнцем, – тяжело, как взрослый, вздохнул мальчик и обнял мать.
– Давай, уходи. И не умри.
Клод с Соней переглянулись с комком в горле. И молча выполнили приказ.
Миша усадил к себе на плечо успокоенного малыша, и оба они махали вслед джипу. Вел его Махмуд. Он же должен был пригнать машину обратно из Анталии.
– Представляешь, мы все даже двух месяцев вместе не живем. А в Турции и вообще недавно. А так прикипели друг к другу и к дому. Будто так всегда было и вечно будет.
– А с Жизель я все три года чувствовал себя чужим на перевалочной станции в антисанитарных условиях.
– А я вообще жила одна – читала книги, смотрела телевизор и играла роль любимой жены успешного адвоката в перерывах между изнасилованиями.
– Тебя вообще из дома не отпускали, – изумился Клод.
– Только с мужем или охраной, да и то редко. Никаких салонов и магазинов – вдруг кому-то расскажу о том, как живу с мужем-кастратом. Зато образование повысила, бесконечно читая журналы о науке, о психологии, романы разные. Детективы, в основном.
– А как же любовные романы?
– Мне всегда стыдно было в них за героинь. Или дуры, или – стервы. А мужчину любят всегда одного и того же – такого, как ты, «мачо», только в период неудачи.
– Ты после школы не получила никакого образования, – только сейчас осознал Клод, – но ты такая умная и эрудированная.
– Гены, – коротко вздохнула Соня, вспомнив мать – заведующую кафедрой английского языка – и отца-профессора.
Супруги впервые после свадьбы выкроили время побыть наедине и больше рассказать друг другу о своей прошлой жизни.
– Давай лучше вернемся к сравнению с животными. Это у нас было общим и до свадьбы. Я же тебе внушал, что я – леопард. Потом, что конь. Так кто я теперь, когда ты меня узнала получше?
Соня всерьез задумалась. Она и вправду верила, что если во внешности человека есть некое сходство с каким-то зверем, то и в характере это может проявиться. Она всерьез подумывала, что какая-то из предыдущих цивилизаций на земле пыталась скрещивать человека с животными, чтобы улучшить, например, выносливость, или силу, или гибкость, или зоркость.
Словом, потом результаты скрещивались, по ее мнению, с обычными людьми, все уменьшая привнесенные качества, но совсем они не исчезли.
И сейчас ее муж предложил ей решить, на кого же он похож из фауны.
Эта его высокая посадка головы на высокой и чуть растянутой к плечам шее, атлетическая мощь фигуры с широкой грудной клеткой, но при этом грациозность и легкость движений.
– Надеюсь, что ты все же конь, а не леопард. Хотя, когда у тебя недавно случился приступ ревности, на хищника ты был похож больше.
– Чудненько. Значит, я арабский скакун в яблоках вместо леопардовых пятен.
Софья представила себе эту картинку и захохотала до слез.
Махмуд на переднем сиденье рассмеялся тоже.
– А можно я скажу, на кого похож Клод, да и ты. На пару длинношеих лебедей, – дал он определение супругам.
– Очередная «птичья версия» нас с тобой! Мы ведь были на пути к ней, рассмотрев в тебе царевну-лебедь, – согласился Клод.
– Надеюсь, если один из нас умрет – другой все же выживет, несмотря на лебединую верность. Трое детей ведь наплодили, – вздохнула Соня.
– Еще не наплодили, – напомнил Клод, – кстати, во сколько у тебя визит к гинекологу?
– Тая скажет, позвоню ей в Москве.
– Позвони сейчас. Вдруг забыла назначить встречу тебе с врачом. Это важно. И спроси…
– Я тебя поняла – до какого срока… и так далее, – Соня не стала продолжать при постороннем человеке.
– А моя Арна тоже теперь беременна! – с гордостью сказал Махмуд.
– Поздравим ее на празднике. У вас принято что-то дарить в начале?
– Стеклянный глаз – амулет. От сглаза. Я уже подарил.
– А мы, правда, рады, и глаза у нас обоих светлые.
– Тогда обзаведитесь сами и Арне подарите большую булавку. В Турции так мало синих глаз, у большинства – черные. Сглазят ведь!
Все опять засмеялись. За окном пробегали картинки строек, отелей, мелькало море и еще пустые пляжи.
– Вернетесь, опять весна будет, – пообещал Махмуд, показав на поникшие от заморозков деревья.
– За один-то день? – усомнилась Соня.
– За один день вся жизнь может поменяться, не только погода, – резюмировал Махмуд.
В аэропорту в Москве они первым среди встречающих увидели Георгия в обнимку с огромной белой шубой, которую он держал перед собой, как на продажу, – мехом наружу. Соня улыбнулась – это так по-мужски. Женщина бы вывернула вверх подкладкой и сложила втрое.
– Вон тот белый песец – мой.
– Это тот, что с головой Георгия?
– Он. – Супруги продолжали «звериные» сравнения. Впрочем, Гия без шубы в руках походил, скорее, на поджарого волка. И голос у него был гортанным, с явным грузинским акцентом.
Георгий улыбнулся, блеснув золотой фиксой. Но всего одной.
Отдал через натянутую бархатную ленту шубу в руки Клоду, чтобы тот хотя бы накинул ее поверх болоньевого пальто Сони. Идти до машины было не близко. А сам взял у Софьи из рук большие плоские мешки, подогнутые вдвое, видно, с одеждой для премьеры и свадьбы. Чемодан нес сам Клод.
Клод в свое время оценил, что, почувствовав его ревность, Гия не пытался ни чмокнуть Соню, не обнять. Поэтому, одев жену, крепко пожал руку грузину. И его стальные глаза тоже потеплели от встречи с Таубами. Соня в шубе стала настоящей москвичкой.
– Оставить, что ли, на прощание шубу твоей пассии. Что мне с нею делать в Турции, да и в Австралии, – но глаза Софьи выражали сожаление именно о том, что этот роскошный мех станет не ее.
– Пусть шуба висит в моем гардеробе, но остается твоей. Будет повод и дальше вас встречать каждый раз по прилету, – честно, на английском сказал Гия, – да и бесплатный бодигард не помешает, когда ваш фирменный рэп станет знаменитым.
– А он станет? – с некоторым сомнением отозвался Клод.
– Уже стал. Замечен интерес конкурентов – наших конкурентов, а не ваших, – к этому виду творчества.