Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Объясню, — кивнул Лебедкин. — Только еще одна просьба — вы не могли бы показать мне свой паспорт?
И снова ему показалось, что Лютикова смутилась. Еще бы, ведь ее паспорт лежал в данный момент у Лебедкина в кармане, ему выдали сумочку погибшей и все вещи, там и был паспорт.
— Паспорт? — переспросила Лютикова, чуть заметно потупившись. — А я не помню, где он… я его куда-то запихнула… куда-то он запропастился… а вам очень нужно?
— Очень, — строго проговорил капитан и хотел добавить, чтобы она не валяла дурака, но удержался.
— Да в чем дело-то? — протянула женщина. — Объясните наконец, что случилось?
— Значит, паспорта у вас дома нет?
— Есть, но я не помню, где…
— А вы его никому не отдавали?
Лютикова окончательно смутилась, опустила глаза, потом справилась со своим смущением и повторила:
— В чем дело? Ну, я его действительно дала своей знакомой… это что — преступление?
— Ну, не преступление, но вообще-то нарушение паспортного режима. Вот вы вроде взрослая грамотная женщина, а таких простых вещей не знаете. А как зовут эту вашу знакомую?
— Она очень просила никому не говорить…
— Это не тот случай. Слушайте, я ведь из полиции, вы мой документ видели, так что не просто так к вам пришел чай пить! — рассердился Лебедкин. Он был голоден и зол, с утра, кроме чашки кофе с черствой булочкой, ничего не съел.
— А что… — Женщина подняла глаза на капитана, в ее глазах промелькнул испуг. — А что с ней случилось?
— Случилось… — протянул Лебедкин. — Так все же, как зовут вашу знакомую?
— Что… что с ней случилось? — Лютикова схватила капитана за руки, потом осознала неуместность такого жеста, разжала руки и отшатнулась. — Что?
— Она умерла… погибла… — неохотно проговорил капитан. — Так все же, как ее зовут?
— О господи! — ахнула Лютикова. — Она так этого боялась… и это случилось…
Молодая женщина прижала руки к сердцу, задышала быстро и сильно побледнела.
— Ой, вы не вздумайте тут в обморок упасть! — встревожился Лебедкин, который ужасно боялся женских слез и обмороков. — Вам воды принести? Где у вас кухня?
Лютикова с усилием отлепилась от стены и слабо махнула рукой куда-то в сторону.
Кухня была довольно просторная и сделана в стиле хай-тек. Стеклянный стол, шкафы серые с серебром, много стекла и металла. Чисто и пусто — ни посуды, ни прихваточек веселых, салфеточек вышитых, занавесок и то нет. Вместо них — жалюзи, опять же серебристые. Лютикова достала из холодильника бутылку минеральной воды и выпила прямо из горлышка.
Лебедкин успел заглянуть в холодильник поверх ее головы и увидел, что он пуст. Ну да, у этих молодых женщин никогда нет в доме никакой еды. Сами голодают — и людям чашки чая и то не нальют. Отдышавшись, Лютикова опустилась на стул и посмотрела на Лебедкина испуганными глазами.
— Как зовут вашу подругу? — настойчиво повторил капитан.
— Елена… Елена Николаевна Синицкая…
— Вы сказали, что она чего-то боялась. Чего именно? Говорила о чем-то конкретном?
— Не «чего», а «кого». Она боялась своего знакомого… то есть своего бывшего бойфренда. Потому и попросила у меня мой паспорт, чтобы он их не вычислил. Она хотела провести несколько дней с Глебом… там, в пансионате. А там ведь документы требуют, чтобы в номер поселить…
— А как зовут этого ее бывшего бойфренда? Вы знаете его имя и фамилию?
— Нет, фамилию я не знаю. Она никогда ее не называла. Звала его просто Алик.
— А почему она так его боялась?
— Не знаю… то есть она о нем последнее время старалась вообще не говорить, но когда он как-то всплывал в разговоре — прямо бледнела. Мне кажется, он ее как-то патологически ревновал. Знаете, бывают такие мужчины — уже и не любит, но ни за что не допустит, чтобы его кем-то заменили…
— Все-таки, может быть, вы вспомните о нем хоть что-то? Что Елена о нем говорила? Может быть, где и кем он работает? Пожалуйста, постарайтесь, это очень важно!
Лютикова задумалась.
— Про работу… нет, про работу она не говорила. Знаете, сначала, когда она с ним только познакомилась, она со мной вообще перестала общаться. Понимаете?
— Нет, не понимаю! — честно признался Лебедкин, пожалев, что с ним нету Дуси, уж она бы мигом все сообразила. А ему, Лебедкину, эти дамские штучки уже вот где. И эта тоже — сидит, вздыхает, время тянет, информацию из нее клещами тянуть приходится. А человек, может, с утра не евши…
— Да, вы же мужчина, — вздохнула Ирина, — где вам понять… хотите кофе?
— Хочу, — со вздохом согласился капитан, хотя на самом деле он хотел есть. Что угодно — хоть кашу без масла, хоть суп без мяса, хоть хлеба черного пожевать.
— И зовите меня Ириной. — Она подошла к кухонному столику, где стояло нечто, напоминающее космический корабль в миниатюре. — Я одинокая, внешне вроде ничего, — она быстро взглянула на капитана и поправила волосы, — зачем рисковать?
— В смысле…
— Ну да, в том самом смысле, чтобы мне своего мужчину не показывать…
Она сделала выразительную паузу, чтобы капитан понял и прочувствовал ее слова.
— Я Лену ничуть не виню — сама бы так поступила на ее месте. Зачем же знакомить мужчину с одинокой подругой? Зачем вводить в соблазн? Ну, не то что бы она со мной вовсе порвала — иногда звонила, такая радостная, видно было, что все у них хорошо.
Рассказывала, как в Грецию с ним ездила, как хорошо они там отдохнули. Но встречаться — ни-ни! Держала меня на безопасном расстоянии. А потом вдруг… приехала, даже без звонка, так я ее прямо не узнала. Бледная, руки дрожат… я ее выспрашивать не стала, думаю — захочет, сама расскажет…
— Это правильно! — одобрил такую линию Лебедкин. Он сам предпочитал строить опрос свидетелей, пользуясь только наводящими вопросами, чтобы они сами рассказывали ему все, что знают. Но эта что-то все ходит вокруг да около.
Сложное устройство оказалось кофеваркой, которая заурчала, запыхтела и выдала порцию кофе.
— Вы извините, сахар в доме не держу, — сказала Лютикова извиняющимся тоном.
— Ничего. — Лебедкин очень постарался, чтобы в голосе его не прозвучало раздражение.
Вечно они на диете, вечно они худеют, оттого и в доме ничего нету. Но, с другой стороны, он же не в гости к ней пришел, а по делу. Как говорится, лопай, что дают.
От горького кофе свело желудок.
— Но она, Елена, первый раз ничего не рассказала, единственное — как же, говорит, обманчива бывает внешность! Потом снова приехала, и еще, и начала уже говорить — что очень в нем ошиблась, что он до того ревнивый, что просто сил нет, и что боится она его. Я спрашиваю — а что, есть к кому ревновать? Нет, говорит, в том-то и дело, что не к кому, а он все равно ревнует…