— Ты щиплешь утят?

— Совсем чуть-чуть. Ради науки!

— Конечно.

— Я засняла весь процесс на видео. Очень убедительно.

— Значит, у тебя будет хороший доклад на Научной ярмарке, — изрекли мы.

— У вас ужасно много уток.

Мы повернулись и уставились на нее — все шестеро.

— Знаем.

— А у этой пятнышки, как у далматинца.

— Знаем!

Глаза у нее опять зеленые. Что-то она бледная.

— Ты еще не выздоровела?

— Не совсем. Должно быть, аллергия. — Кэндис сменила интерфейс; теперь это вошло у нее в привычку.

— Что такое аллергия?

— Реакция на частички пыли и пыльцу, содержащиеся в воздухе. Раньше такое было очень распространено. Доктор Томасин считает, что у меня аллергия, но проявляется она, только когда я приезжаю на ферму.

— Надеюсь, он исправит этот недостаток в следующей партии септетов, над которыми работает, — сказала Меда.

— Да, наверное.

Когда она ушла, Кванта поделилась с нами воспоминаниями о том, какой Кэндис была при нашей первой встрече.

За месяц она выросла на пятнадцать сантиметров. Ничего себе.

И сиськи стали больше. Феромоны передали ухмылку Мануэля.

— Прекрати.

С ней что-то не так. Смена интерфейсов, аллергия, забывчивость.

Остальные члены моего кластера в ответ пожали плечами.

А что мы можем сделать? Поговорить с Матушкой Рэдд.

Впрочем, у нас не было времени размышлять об аллергии Кэндис и ее ускоренном росте, и мы так и не поговорили с Матушкой Рэдд. Нельзя оставлять утят без еды.

* * *

Прошло две недели, и мы стали выпускать утят во двор, чтобы они сами искали корм.

Смотрите! Если их разделить, они опять собираются в одни и те же группы!

Я ничего не понимала, пока Бола не поделился с нами картинкой, которую он наблюдал. Бола специализировался на пространственных отношениях, и я тут же увидела, как почти неотличимые друг от друга утята сбиваются в стайки, когда мы выпускаем их из брудера.

Может быть, группы являются результатом импринтинга.

А что, если импринтинг — примитивная форма кластера?

Стром разделил утят, и мы наблюдали, как они снова собираются в группы. Пометив краской спинки птенцов, мы повторяли эксперимент, и каждый раз стайка из шести утят собиралась вместе.

Похоже, мы наткнулись на что-то любопытное.

К сожалению, точно так же считали шесть утят с краской на спинках. Они ходили за Стромом по пятам. Когда он разделял птенцов, они вновь собирались вместе и направлялись прямо к его ногам.

Они привязались к тебе.

— А разве они уже не привязаны друг к другу? — спросил Стром, когда утята снова сгрудились у его ног. Видимо, нет. Лапочка. Стром ответил саркастической улыбкой.

После того как мы переселили своих утят на озеро, у нас появилось время для повседневных обязанностей и уроков. Сто пятьдесят уток, не считая тех шести, которые жались к ногам Строма, превратили озеро в сумасшедший дом, и нам по-прежнему приходилось таскать сумки с хлебом, чтобы птицы не голодали.

Кэндис все так же везло с ее выводком утят, а наши птенцы демонстрировали реакции, которые можно было объяснить и другими формами поведения, характерными для уток.

— Похоже, на ярмарке нам докладывать будет нечего, — сказала Кванта.

Отрицательный результат — тоже результат.

— За отрицательные результаты не дают наград.

Не успели мы оглянуться, как наступил день открытия ярмарки, и мы вместе с Матушкой Рэдд и Кэндис поехали на автобусе к выставочному центру графства.

— Почему мы не взяли аэрокар? — спрашивает Меда. — А за руль нам можно?

— Нет.

До административного центра добрых сто километров, всего один прыжок на аэрокаре; на старом автобусе мы добирались туда два часа, да и тесновато было для нас троих.

Через три десятилетия после Исхода необходимость в дорогах исчезла. Население планеты уменьшилось, и фермы, жизненно необходимые для того, чтобы кормить огромные массы людей, стояли заброшенными. Мы проезжали мимо садов, где ровные ряды деревьев постепенно превращались в хаотичные заросли, а тщательно выведенные гибриды дичали. Мы тряслись по ухабам приходящей в негодность дороги.

— Трудно представить, что здесь было двадцать лет назад, — обращаемся мы к Кэндис.

— Да, — отвечает она. Взгляд у Кэндис рассеянный, и наши слова, похоже, до нее не доходят.

— Ты волнуешься? Она пожала плечами.

— Хочешь расческу? — предлагаем мы, глядя на ее растрепанные волосы.

— Я в порядке! — взвизгивает Кэндис. — Оставьте меня в покое.

Просто нервничает. Нам тоже не по себе.

— Прости.

Одна Матушка Рэдд продолжает крутить баранку, две других смотрят на нас. Мануэль пожимает плечами, чтобы выразить наше смущение чрезмерной раздражительностью Кэндис, и Матушка Рэдд снова переключает внимание на дорогу.

Бола читает программу ярмарки, а мы смотрим по сторонам.

Сто презентаций в младшей группе

Много. По одной на каждого ученика в графстве.

Он зачитывает вслух несколько названий.

— «Сверхэффективные водородные двигатели с платиновым катализатором».

Это мы делали в третьем классе.

— «Исследование вакцины против риновируса АS234». Лекарство от редкой разновидности простуды, передает

Стром.

— «Эффект холодного сплавления в сверхпроводящих амальгамах».

Пустая затея.

Ни одного доклада по генетике птиц — кроме нас и Кэндис. — Ура!

С нашей стороны дороги тянется довольно длинная цепочка заброшенных зданий. Маленькие трехэтажные домики стоят почти вплотную, в нескольких метрах друг от друга.

— Посмотрите на них. Столько народу, и так мало места.

— В каждом из домов жила семья, всего четыре или пять человек, — объясняет Матушка Рэдд и, вероятно, почувствовав наше изумление, пускается в объяснения: — Трудно поверить, что всего за два года население Земли уменьшилось на три порядка. Вы появились на свет после самых ужасных катастроф в истории человечества. До Исхода кластеры и мультилюди составляли меньше одной десятой процента всего человечества. А теперь в нашем распоряжении весь мир. Это огромная ответственность.