— Аниса Анасовна, — прогудел андроид хорошо поставленным начальственным басом. — Меня зовут Аниса Анасовна.

— Ну да. Я это и имела в виду.

— Вы по какому вопросу?

— Я бы хотела работать у вас.

— В качестве кого?

— Э-э… Помогать пожилым людям… В качестве социального работника. Вам ведь нужны кадры. Я узнавала…

— Ага, — ни одна эмоция не потревожила бестрепетного лица г-жи Уразгильдиевой. — Ну-ка, присядь. Ближе… Вот сюда.

Последовав указаниям, Елизавета оказалась в опасной близости от андроида, теперь их разделял только стол.

— Ну, рассказывай…

— А что рассказывать?

— Для начала — про себя. Кто такая, как зовут, образование, семейное положение…

Глядя не на Анису Анасовну, а почему-то на партийного медведя, Елизавета отрапортовала об образовании и семейном положении. На смену ее недолгой речи пришла тишина. Настолько продолжительная, что Елизавета забеспокоилась: уж не перешел ли андроид в спящий режим?

Но с андроидом все было в порядке. Пальцами левой руки он выбил на столе причудливую дробь, после чего спросил:

— Что это за фамилия такая — Гейнзе?

— Обыкновенная… Немецкая. Мои предки были немцами. И папа… самый настоящий немец, — неизвестно с какого перепугу зачастила Елизавета.

— Угу. Немец — значит гражданин Германии?

— У него российское гражданство.

— Что ж он не уехал отсюда, как все нормальные немцы? Или возможности не было?

— Была возможность… Но он не захотел… Он — патриот России.

— Патриот… Эх, родилась бы я немцем… Ладно, это к делу не относится. Вернемся к тебе. В институт, наверное, не прошла?

— Нет… В том плане, что я не поступала даже. Сразу к вам. Вот… Хочу помогать людям.

— Это похвально. Только зарплаты у нас маленькие. На поддержание жизни, конечно, хватает, но не более того.

— А мне большего и не надо, — соврала Елизавета.

— И работа не сказать, чтоб очень благодарная. Инвалиды, старики… Чаще — то и другое в одном флаконе. А этот контингент — не сахар и даже не повидло. Знаешь, как говорят? В юности прореха — в старости дыра. Это я к тому, что с возрастом лучше не становишься. Только хуже.

— Я так не думаю.

— Сейчас не думаешь. А как повыгребаешь дерьмо — в прямом и переносном смысле… Сразу поменяешь точку зрения.

— Я так не думаю.

— Весьма странное упорство для молодой девушки. Прямо-таки маниакальное, — андроид недоверчиво хмыкнул и снова выбил пальцами дробь, еще более затейливую, отдаленно напоминающую парафраз на тему знаменитого танго «Кумпарсита». Каким его исполнял Карлуша, и — вполне вероятно — Карлушин аккордеонный кумир Ришар Галлиано. — На учете в психоневрологическом диспансере никогда не состояла?

— Нет, конечно. Я просто хочу помогать тем, кто нуждается в помощи. Что же тут странного? и… тем более ненормального если вы на это намекаете…

— Была у нас одна такая… Якобы бессребреница. Твоего, между прочим, возраста. Тоже втирала очки о помощи всем нуждающимся. И что оказалось в результате?

— Что?

— А то, что у несчастных старух, бывших в ее ведении, стали пропадать деньги и ценности. А троих потерпевших она вообще попыталась уломать на завещание в свою пользу.

— Я не такая, — голос у Елизаветы предательски дрогнул и на глазах показались слезы. — Не «одна такая».

— Кто знает, кто знает, — философски заметила А. А. Уразгильдиева и принялась рыться в ящике стола.

Сейчас достанет пистолет с глушителем, с ужасом подумала Елизавета, а доказывать искренность своих намерений под дулом пистолета — непростое дело.

Но пистолет так и не выполз на свет. Вместо него на столе перед андроидом появился стандартный лист бумаги формата А4.

— Будь моя воля — я бы всех потенциальных соискателей места соцработника на детекторе лжи проверяла. Для выяснения, так сказать, чистоты намерений… Ладно, пиши.

— Что писать?

— Заявление о приеме на работу.

— А как?

— В свободной форме. В другом случае крепко бы подумала, прежде чем тебя принять, но текучка у нас страшная. Людей вечно не хватает. Вот и приходится брать кого ни попадя. Ты хоть с навыками оказания первой медицинской помощи знакома?

— Нет. А нужно?

— Нужно все. Это ведь старики, сама понимаешь. Ладно, сделаем так. Свяжешься с Натальей Салтыковой, телефон я дам… Она наш лучший работник. И как лучший работник введет тебя в курс дела и будет опекать на первых порах. Ну, написала?

— Нет еще.

— Да что там расписывать, Господи? Сочинений не надо, сочинения в школе остались.

Очень своевременное замечание, ведь Елизавета уже была готова вывалить на бумагу свои трепетные мысли о стариках, стоящих на вершине холма. И об их великодушии, простодушии и кошачьейсобачьей естественности. Но раз ее мнение о старых людях никого не интересует, придется ограничиться унылым: я, такая-сякая, проживающая по такому-сякому адресу, прошу принять меня на работу и тэ пэ.

— Вот, все готово.

— Дату поставь и подпись.

После того, как дата и подпись были поставлены, андроид снова завладел листком, бегло перечитал его и наложил размашистую резолюцию.

— Теперь отправляйся в отдел кадров, он в конце коридора, по правую сторону. Оформишься — и добро пожаловать в наши ряды.

— А когда приступать к работе?

— Хоть завтра. Пообщаешься с Салтыковой — и приступай.

…Больше всего Елизавета боялась, что ее новая патронесса Наталья Салтыкова тоже окажется андроидом: следуя логике — классом пониже своей непосредственной начальницы А. А. Уразгильдиевой. Но все обошлось — Наталья предстала перед ней во всем блеске зрелой тридцатипятилетней красоты. Человеческой, а не какой-нибудь еще. Красоту эту не смогли испортить ни стокилограммовая туша, прилепленная к голове греческой богини, ни частичное отсутствие шеи, ни полное отсутствие вкуса. Ведь только лишенный вкуса индивид в состоянии напялить на себя расшитую люрексом светлую турецкую блузу из шифона и поддеть под нее черный сатиновый лифчик.

По телефону Наталья отрекомендовалась «роскошной женщиной в стиле Рубенса, если это имя о чем-то тебе говорит» и назначила Елизавете неформальную встречу в ближайшем к райсобесу кафе. Внедрившись в искомое кафе и обнаружив там Наталью, Елизавета поразилась точности ее телефонной характеристики. Модель действительно оказалась рубенсовской, а не брейгелевской или там кустодиевской — очевидно, из-за все той же почти прозрачной блузы с люрексом, сквозь которую бесстыже проглядывала розовая поросячья плоть, с многочисленными складочками, ямочками и припухлостями. Несмотря на общий внушительный тоннаж, руки у Натальи оказались относительно тонкими, а пальцы — изящными. Похожая на зубочистку сигарета, зажатая между средним и указательным, лишь подчеркивала их совершенство.