– Не поняла, – мама наморщила напудренный лобик.

– Земля, мама, единый организм, все в ней связано. Если у нас дожди, в Австралии засуха. Если у нас дует западный ветер, над Китаем дует восточный. Если Москве грозит землетрясение, то надо выпустить его силу в другой точке Земли…

Мать и отец Фредерик смотрели на меня приоткрыв рты.

– Откуда ты можешь это знать? – воскликнула мама.

Она не посмела усомниться в моих словах, я ждал возражений отца Фредерика.

– А зачем правительству…

Я не дал Фредерику закончить вопроса. Я его предвидел.

– Одним ударом, без всяких забот, они уничтожают основной оплот оппозиции. Все мы погибаем и лишаемся имущества. Край разорен, люди бедствуют – и сюда входят войска из Лигона.

– Какой ужас! – воскликнула мама.

Я знал, что к ленчу мама ждет жену опального губернатора и кое-кого из знатных дам Танги. Она не удержится, чтобы не поделиться с ними ужасными новостями.

В гостиную сунулся лакей в идиотской ливрее, заимствованной моей светской мамой из иллюстрированного журнала, посвященного коронации наследника престола в Иране.

– Господин князь. Вас ждут.

Меня ждал связной с юга.

Утром я пришла в больницу к отцу. Он был в палате один. Майор Тильви встал, поругался с врачом и ушел из больницы. Отец чувствовал себя лучше, он даже занимался своими делами. Когда я была у него, он написал письмо и передал его с полицейским, который дежурил в коридоре. Потом при мне ему принесли еще одну записку, он подчеркнул в ней какие-то строчки и переслал в комендатуру майору Тильви.

Я покормила отца, потом он спросил меня о Лигоне, как там произошел переворот, а я толком ответить не смогла, потому что в ту ночь думала только о лекарстве.

– Майор Тильви спросил меня, – сказал отец, – любишь ли ты молодого князя.

– А почему он спросил?

– Он уверен, что когда князь пришел, ты бросилась к нему на шею.

– Ты считаешь, что князь плохой человек?

– Не мне судить о нем. Мы разные люди. Моя работа – охранять закон, а он не друг закона.

– Значит, майор Тильви тоже враг закона? Он был против старого правительства.

– Пойми, – возразил отец, – смена правительства в Лигоне не освобождает меня от исполнения долга. Любое правительство будет бороться с бандитами, контрабандистами и другими преступниками. Думаю, армия сможет это сделать лучше, чем правительство Джа Ролака, в котором было много продажных людей. Я думаю, что офицеры взяли власть, потому что они хотят, чтобы стране было лучше… Так что у тебя с молодым князем?

– Отец, ты не любишь князя и его друзей.

– Мы принадлежим к разным кругам.

– Но я не могу сидеть дома и ткать юбки, как моя бабушка. Времена изменились. Не надо было отдавать меня в колледж. Я люблю играть в теннис, и княгиня была так добра, что давала мне читать книги из библиотеки.

Это был давний спор. Отец не запрещал мне делать, что хочу, но его огорчало, что я бывала в доме князей Урао. Я старалась не рассказывать об этом. Хотя он все равно знал.

– Не вскружил ли тебе голову молодой князь своими английскими костюмами и английской речью?

– Нет, отец, клянусь тебе, нет. Но он добрый человек и помогал мне, ничего не прося взамен.

– Чем помогал?

Я не ответила отцу. Я не могла сказать, что князь написал мне письмо в Лигон, в котором говорил, что скучает без меня и, если мне понадобится помощь, я могу обратиться к его другу господину Дж.Суну в гостинице «Империал». И чтобы отец не говорил больше о князе, я сказала строго:

– Ты уже старый, отец. Когда ты перестанешь бегать по горам за бандитами?

– Когда уйду в отставку, – ответил отец.

Мы оба замолчали, думая о своем. Потом отец сказал:

– У меня к тебе просьба.

– Я рада выполнить любую твою просьбу.

– Я хочу, чтобы ты уехала на время из Танги.

– Я же так спешила сюда, ты болен…

– Я не прошу тебя вернуться в Лигон. Я хочу, чтобы ты поехала к почтенному Махакассапе.

– К дедушке?

– Да. Он стал совсем старый, никто не навещает его. Я хочу, чтобы ты отвезла дар монастырю, в благодарность Будде, который не допустил моей смерти. Ты же знаешь, что, выйдя в отставку, я постригусь в монахи и поселюсь в том монастыре…

Это была любимая тема моего отца после того, как умерла мама. Князь говорил мне как-то: «У твоего отца гипертрофированное чувство долга. Он разрывается между долгом перед правительством, которое заставляет его бегать по горам, стрелять в контрабандистов, арестовывать воров, и долгом перед вечностью, который зовет его отряхнуть мирскую пыль и щадить все живое, включая комаров». Тогда мы как раз собирали ракетки, вечерело, вокруг жужжали комары, и сравнение Као было очень образным.

– В городе неспокойно, и князья, которые недовольны Лигоном, в любой момент могут поднять кровавое восстание. Правда, я надеюсь, что Урао их переубедит.

– Вот видишь, отец, – сказала я, – ты тоже думаешь…

– Урао умнее и образованней остальных князей. Князья большей частью остались где-то в шестнадцатом веке, а он – детище нашего. И потому он опаснее их всех, вместе взятых… – Отец поднял руку, останавливая мои возражения: – Конечно, мне будет спокойнее, если ты в эти дни побудешь в монастыре. К тому же мне нужно передать настоятелю письмо, которое я не могу доверить никому больше. Почтенный Махакассапа отказался от суетного мира, но суетный мир близок к стенам его монастыря.

– И долго я должна быть в монастыре?

– Думаю, что нет. Несколько дней.

– Но если князья поднимут восстание…

– Я о себе позабочусь. А теперь расскажи о русских. Зачем они приехали? Что ты о них знаешь?

Как только мы миновали окраины города, дорога пошла серпантином вниз по крутому, заросшему лесом склону плато, на котором стоит Танги. Иногда навстречу попадались старые перегруженные, размалеванные автобусы, на крышах которых громоздились корзины, ящики, тюки, и становилось страшно при мысли, насколько неустойчивы эти машины. На повороте дороги стоял рабочий слон и чего-то ждал. Иногда открывался вид на долину с громадным длинным озером. За озером поднимались лесистые отроги гор, и я вдруг с острым чувством отстранения понял, что именно там мы были вчера утром, именно там я пережил, быть может, самые напряженные секунды своей жизни. Горы были спокойны и молчаливы.

Дорога распрямилась на плоской долине. По сторонам тянулись рисовые поля. Возле дороги в канаве нежились буйволы. На их спинах дремали маленькие белые цапли.