— Ее высочество трудится изо дня в день, терпеливо осваивая ваш язык, — объяснил Ганс. — Леди Нисса Уиндхем учит ее, а другие фрейлины помогают. Принцесса очень хочет угодить вашему величеству.

— В самом деле? — сухо проронил король, но, вспомнив о взирающей на них толпе, потянулся вперед и, к удовольствию зрителей, заключил свою невесту в объятия.

Возвращаясь рука об руку к павильону, они раскланивались и улыбались приветствовавшему их народу.

— Фламандская кобыла, — неслышно бормотал король себе под нос, благосклонно кивая направо и налево. — Я должен жениться на фламандской кобыле.

Возле павильона королевская чета отпила из символической чаши любви, и затем принцесса пересела в карету, в которой должна была ехать в Гринвич. Рядом с ней устроилась матушка Лоув, ее старая няня и воспитательница, ныне назначенная присматривать за фрейлинами-немками, а также графиня Оберстейн, супруга посла. С обеих сторон дверцы кареты украшали гербы герцогов Клевских и изображения Черного Льва. Вслед за каретой принцессы следовали экипажи, в которых разместилась ее свита. В составе процессии можно было видеть и великолепный пустой портшез, обитый пурпурным бархатом, — один из подарков Генриха его новой королеве. В голове и в хвосте колонны следовали рыцари принцессы Клевской, одетые в одинаковые костюмы черного бархата, расшитые серебром, на одинаковых гнедых жеребцах.

Жители Лондона толпились по обочинам дороги, по которой двигалась процессия. В том месте, где намечалась переправа через Темзу, реку запрудили баржи, лодки и самые разнообразные суденышки, многие из которых, казалось, вообще чудом держатся на воде. Все они были переполнены людьми, жаждущими хотя бы мельком увидеть новую королеву. Каждая лондонская гильдия вывела на реку свою баржу, заново выкрашенную и отделанную, с гербами короля Англии и герцога Клевского. На этих баржах размещались менестрели и хоры мальчиков, распевавших приветственные гимны в честь принцессы Клевской. Король и его невеста даже сделали остановку, чтобы послушать их, и остались очень довольны.

Едва Анна вступила во внутренний двор Гринвичского замка, грянул пушечный салют. Король поцеловал невесту и поздравил с прибытием в ее новый дом. В Большом зале дворца выстроилась королевская гвардия, салютовавшая жениху и невесте, когда те проходили мимо. Генрих проводил Анну в ее личные апартаменты, где она должна была отдохнуть перед назначенным на поздний вечер пиршеством.

Анна, внешне остававшаяся по-королевски невозмутимой, в глубине души изумлялась, растроганная искренним теплом, с которым ее встречали англичане.

— Это хороший, добрый народ, правда, Ганс? — повторяла она снова и снова. — Хотя это все равно — ведь король, несмотря на все внешние знаки внимания, меня терпеть не может.

— Почему вы так уверены, мадам? — удивился мальчик. Анна горько улыбнулась;

— У меня нет опыта в любви, Ганс, но я знаю мужчин достаточно хорошо, чтобы понять: если они избегают смотреть тебе прямо в глаза, значит, что-то не в порядке. Гольбейн изобразил не меня, а совсем другую женщину. Король влюбился в этот портрет, но меня, увы, он не любит. Он женится на мне по политическим причинам, и не более того. Если бы он не хотел утереть нос королю Франции и императору, я не стала бы королевой Англии.

Генрих Тюдор был бы весьма удивлен, узнай, какие мысли бродят в голове его невесты. Сам он из-за предстоящей женитьбы пребывал в очень скверном расположении духа. Принцесса оказалась совсем не такой, как ему представлялось, а на себя он уже давно не мог смотреть непредвзято. Сердцем и душой он чувствовал себя таким же молодым, очаровательным, оживленным, как прежде. После банкета король вновь вызвал к себе Кромвеля, но тот стойко делал хорошую мину при плохой игре.

— Она держится с царственным величием, сэр. Народу она нравится, — заверял он.

— Юристы не нашли никакой лазейки? — требовательно спросил король, проигнорировав слова Кромвеля.

Кромвель отрицательно покачал головой. Он начинал всерьез беспокоиться за свою жизнь и за сохранность всего, что он строил долгие годы, служа Англии. Он вспомнил своего предшественника и бывшего наставника, кардинала Вулси. Его стремление сотрудничать с принцессой Арагонской в конечном счете стоило ему жизни. Вулси всячески пытался задобрить короля, но даже этот бесценный дар — Хэмптон-Корт не смягчил королевского гнева. И теперь Кромвель вновь видел в глазах короля тот же беспощадный блеск, что и тогда, только теперь этот неумолимый взор был устремлен на него, Кромвеля. Впервые в жизни Кромвель не знал, что делать. Там, где дело касалось мщения, Генрих Тюдор отличался неистощимым терпением и коварством.» Лучше бы он казнил меня сразу, а не играл, как кошка с мышкой «, — подумал Кромвель.

Король прошел в спальню и сердито велел всем приближенным немедленно убраться с глаз долой. Налив себе огромную чашу красного вина, он опустился в кресло и начал пить, все больше накаляясь от гнева и раздражения.

— Ты похож на льва, которому попала колючка в пасть, Гэл, — спокойно отметил Уилл Саммерс, королевский шут, присаживаясь у ног своего повелителя. На руке Уилла сидела его старенькая, со сморщенным личиком, обезьянка Марго. Она была так стара, что совсем облысела, и ее шерсть, когда-то темная и блестящая, сделалась грязно-серой.

— Держи эту уродину подальше от меня, — проворчал король, покосившись на Марго.

— Что ты, Гэл, у нее осталось всего несколько зубов, — ответил Уилл, ласково поглаживая обезьянку.

— Даже когда у нее останется один, она все равно найдет случай укусить меня, — буркнул король и тяжело вздохнул. — Меня обманули, Уилл. Со мной обошлись нечестно.

Уилл Саммерс не считал нужным лицемерить со своим хозяином.

— Согласен, Гэл, она не похожа на тот портрет. Только отдаленное сходство, и все. Но она кажется симпатичной и держится по-королевски.

— Если бы был хоть какой-то способ избежать этого брака, Уилл, я бы сделал это, — признался король. — Эта чертова фламандская кобыла!

— Леди Анна действительно крупная женщина, Гэл, но, может быть, в этом и будет для тебя прелесть новизны? Она ширококостная, но не толстая, а вполне стройная. Да и пора вспомнить, что ты уже не в расцвете молодости, Гэл. Тебе еще повезло, Гэл, заполучить в жены такую приятную даму, к тому же принцессу.

— Если бы эта игра не зашла так далеко, я бы просто отослал ее домой, — угрюмо произнес Генрих Тюдор.

— Это совсем не похоже на тебя, Гэл, — упрекнул его шут. — Ты всегда был настоящим рыцарем. Я всегда гордился тем, что служу тебе, но я перестану любить тебя, если ты обидишь эту несчастную принцессу, которая, между прочим, не сделала тебе никакого зла. Она сейчас вдали от родины, от семьи, представь, как ей одиноко. Если ты отошлешь ее назад, что с ней будет? Разве кто-нибудь возьмет ее в жены? Это позор на весь мир, да к тому же ее брат, герцог, вынужден будет объявить тебе войну. Франция же и Священная Римская империя станут торжествовать и злорадствовать.