Я смотрел телевизор, про фиш-туризм в Камбодже, Шнырова читала меню:

– Пицца кальцоне… ага, кальцоне… какое тут у них кальцоне, его в Москве-то делать не везде умеют, куда уж… Тирамису, как же. Печенье «Юбилейное» размочат в какао и сливками из баллончика зальют, а потом одна изжога… А на языке прыщи. Сэндвичи с семгой… Сэндвичи с семгой, ага, сэндвичи… Бутер с селедкой! Такое одни Дрондины могут есть, как нажрутся своей селедки, так даже у нас в доме не продохнуть…

Мужик по телевизору поймал пузатого сома с глупым рылом и толстым хвостом.

– Во! – немедленно воскликнула Шнырова. – Брата Дрондихи поймали! Пойдут жир откачивать!

Скоро с кухни довольно вкусно запахло пиццей, и у Шныровой забурчал живот. Мне принесли коктейль, а рыбак в Камбодже выловил костистую тварь, клыкастую и пучеглазую, напоминавшую глубоководную барракуду, надо признать весьма и весьма напоминавшую саму Сашу. Шнырова это сходство заметила, но тут же сказала:

– Точь-в-точь бабка Дрондиной. Они ее голодом заморили.

– Как? – спросил я.

– Да на спор. Слушай, эта та еще банда… – Шнырова вернулась к меню. – Ха-ха, смотри, у них тут паста с… чернилами каракатицы… они что, у Дрондиной их позаимствовали… Паста… Ма-ка-ро-хи! Макарохи у них, а не паста!

Шнырова приставила вантуз к кафельному полу и издала несколько булькающих звуков, после чего крикнула:

– Двойной удон мне!

Официантка посмотрела на нас с испугом. Я отрицательно помотал головой.

– Так, так, что там дальше, пельмени… не наелись еще пельменями, надо Дрондиной взять с улитками, она уважает… салаты, салаты… ага, пророщенная пшеница с руколой и моцареллой и микрозеленью… Графин, ты моцареллу любишь?

– С помидорами если, – ответил я.

– Да, нормально с помидорами. А вся эта микрозелень и микроплесень развод голимый, я что, Дрондина, снытью питаться…

И громко добавила:

– «Моцарелла» от слова «мацать»! Это по-испански означает «доить»!

Изучение меню продолжалось.

– Так, что тут еще у нас, закуска «Тотошка»…

Шнырова захихикала.

– «Тотошка»! – восхищенно повторила она. – Мне здесь нравится, Граф! И питание и культура!

Иногда мне кажется, что Шнырова меня никак не младше.

– Хочу «Тотошку»! Девушка, а можно еще «Тотошку»?!

Шнырова с воодушевлением хрюкнула вантузом. А иногда наоборот, кажется, что она третий класс еле окончила. Зачем я «Дельту» починил?

Принесли пиццу. Это была большая пицца и, к моему удивлению, действительно с морепродуктами и их не пожалели, я насчитал пять больших креветок, кальмарные кольца и сиреневого осьминога в центре.

Шнырова протянула мне телефон.

– Сними! – попросила она.

– Что?

– Как я буду осьминога хавать.

– Зачем?

– Ну, сними, тебе что, трудно?

Я взял у нее телефон, стал снимать. Шнырова взялась за осьминога, насадила его на вилку, разглядывала.

– Дрондиха будет обедать, а я ей по блютусу скину…

– Зачем? – осторожно спросил я.

Шнырова недобро сощурилась.

– Я не буду снимать, – я положил телефон на стол.

– Да ты чего! Мне отец позвонил, сказал, чтобы я самую дорогую пиццу взяла, я же должна ему отчитаться?

Я снова взял телефон.

– Осьминог – самое вкусное, тут одни питательные вещества, иди, Тотошка, к маме…

Осьминог был мелкий, маринованный, скорее всего, или из консервов, но все равно – съесть его за раз было довольно непросто. Но Шнырова не любила отступать, засунула в рот целиком и принялась жевать, надувая щеки.

Через минуту подавилась. А я подозревал.

Шнырова покраснела и выпучила глаза.

– Саша, перестань, – попросил я.

– Официантка! – прохрипела Шнырова. – Официантка! Сюда!

Подбежала официантка.

Шнырова пробормотала что-то невразумительное, сквозь сжатые губы выставилось щупальце.

– Что случилось?! – перепугано спросила девушка.

– Он живой, – прошамкала Шнырова.

Щупальце осьминожки описывало восьмерки в уголке рта Шныровой, втягивалось и выставлялось обратно.

Девушка побледнела, шагнула назад в ужасе и пролила на фартук мой молочный коктейль. Шнырова завизжала.

Подбежал повар с тесаком.

– Что случилось?! – перепугано спросил он. – Подавилась что ли?

Шнырова втянула щупальце в рот и сказала:

– Осьминог-то ожил. Вы что, их не прожариваете?

Повар растерянно смотрел на нее.

– Они к нам замороженные приходят, – ответил повар.

– Так вот он в печке и разморозился! – прожамкала Шнырова. – Я его жевать стала, а он как зашевелится…

Шнырова сделала несколько судорожных движений горлом.

Кажется, и повар испугался. Шнырова выглядела нездешнее, в смысле, столично выглядела, возможно, повар заподозрил в ней тайного посетителя.

– Ладно, я как раз люблю сырое, – успокоила Шнырова. – Правда потом в животе буээ, короче… О, «Тотошка»!

К нашему столику подошла старшая официантка с салатом и бесплатным соком для подавившейся. Я думал, что «Тотошка» это иносказательно, но оказалось, что нет. Салат действительно напоминал острую песью мордочку с глазками-маслинами, зубами, выложенными треугольничками из красного перца, уши из чипсов, хвостик из петрушки.

Официантка поставила закуску и сок перед Шныровой, а передо мной штрудель и новый коктейль. Я стал быстро есть, рассчитывая поскорее покинуть ресторан, но Шнырова не собиралась никуда торопиться. Официантка и повар следили из-за соседнего столика.

– Вот ты какой… – с умилением в глазах приговаривала Шнырова. – У меня такой же был, Кузькой звали. Его соседка отравила…

Шнырова поглядела на официантку и повара глазами, полными слез, высморкалась в платок.

– А почему он так называется? – Шнырова строго понюхала салат. – Как-то подозрительно…

– Он из курицы, не переживайте, – успокоила девушка.

– Из курицы… – разочарованно протянула Шнырова. – А я то думала…..

Она воткнула вилку «Тотошке» между глаз и сказала:

– Что-то я наелась. Заверните нам. «Тотошку» не надо. И посчитайте.

Шнырова продемонстрировала банковскую карту. Официантки вздохнули с облегчением, быстренько переложили пиццу в коробки, принесли терминал. Шнырова расплатилась и с картиной и вантузом подмышкой побрела к выходу. Я еле успел доесть штрудель, а коктейль выпил залпом, безо всякого удовольствия.

– Ну, можно и на почту, – сказала Шнырова. – Получим посылку и домой…

Почта находилась в двух кварталах. Мы преодолели их за десять минут неспешного хода. Я нес картину и коробку с пиццей, Шнырова размахивала вантузом, пугала встречных пенсионерок.

– Лишнее доказательство тому, что Никольское – страшная дыра, – ругалась Шнырова. – Если бы меня в Москве накормили полудохлым осьминогом, то за пиццу я бы не платила. А здесь…Здесь последний вантуз у тебя отнимут, живи как хочешь…

Шнырова остановилась. Почта,