— Ты требуешь сначала свиданий?

— Ну.., так обычно и делается.

— Но нашу встречу нельзя назвать обычной, керима. Мы нашли друг друга в необозримой Вселенной, нам удалось не разминуться. То, что происходит между нами, сильнее любых различий наших культур, сильнее всяких идеалов.

Но так ли это? Что же, до этого дня она никогда не испытывала ничего подобного. Неужели и с ним творится то же самое? Бриттани так потрясла эта мысль, что колени подогнулись. Однако трезвый внутренний голосок предупреждал: мужчины готовы наговорить все, что угодно, вернее, все, что ты жаждешь слышать, если чувствуют, что победа близка.

О, как бы ей хотелось, чтобы ехидный голосок замолчал! Противно и помыслить о том, что Далден — один из таких… Однако Бриттани снова пришлось напомнить себе, что ей практически ничего о нем не известно. Ему удалось вытянуть почти все подробности ее биографии; он же счел нужным сказать только то, что прибыл сюда для выполнения некоей непонятной задачи и для этого нуждается в ее помощи.

— Я ощущаю твою нерешительность, — заявил он абсолютно бесстрастным тоном. Ни следа обиды или злости. — Так и быть, сегодняшняя ночь отведена на свидание, но завтрашняя — на развлечения.

Бриттани рассмеялась. Он по-прежнему ничего не понимал, но ей отчего-то было лень объяснять. Впрочем, ей и не дали на это возможности, потому что он вдруг стал целовать ее. Для него это считалось дозволенным. Частью ритуала ухаживания. Впрочем, она не возражала. Да и как она могла возражать в этот знаменательный момент, когда впервые познакомилась со вкусом его губ.

Теперь уже вторая рука коснулась щеки. Лицо ее оказалось заключено в теплый кокон его ладоней. Губы Даддена были на удивление мягкими. Он не ласкал Бриттани, просто сжимал ее голову, припадая к губам, и все же ей казалось, что он касается каждого дюйма ее кожи. Возможно, более смелые ласки свели бы ее с ума: и без того самообладание грозило вот-вот истощиться.

Бриттани поняла, как была права, когда несколько минут спустя он уселся в шезлонг и притянул ее к себе на колени. Она была в шортах, оставлявших ноги почти голыми, и вся эта нагота прижималась к мягкой коже его брюк. Ощущения были настолько изысканно-эротическими, что она почти теряла сознание. Но это было далеко не все, что она чувствовала, сидя у него на коленях. В бедро упирались мошь и сила его желания, которые невозможно было игнорировать. Она смутно сознавала, что он притягивает ее к себе, накрывает губами ее рот.., но этот поцелуй не был похож на предыдущий, этот поцелуй был глубокий, обжигающий, ставящий на ней клеймо его обладания.

Этого она вынести уже не могла. Прикосновения и поцелуи лишали разума, страсть, поразившая ее, была подобна внезапной лихорадке. Ее небольшой опыт общения с мужчинами не давал ей представления ни о чем подобном. Всякие мысли, всякие опасения мигом вылетели из головы. Остались лишь безумные ощущения и такая же неукротимая потребность.

Она цеплялась за него, как утопающий — за соломинку. Целовала, забыв обо всем. И поэтому вряд ли можно было винить его за неосторожный вопрос:

— Ты передумала? Покажешь мне, где ты спишь? Бриттани задыхалась, но голос оставался совершенно спокойным.

— Нет-нет, я просто.., забылась.

— В мои намерения не входило карать тебя, но эти свидания кажутся мне неким изощренным видом наказания. Вернее, пытки.

— Что?!

Ладно, пусть она еще не в состоянии связно мыслить, но как можно приравнивать поцелуй к наказанию?!

— Я думала, ты уже достаточно твердо усвоил, что такое наказание. Может, все-таки принести словарь?

— Есть много видов наказания.

К этому времени она уже достаточно ясно соображала, чтобы понять, что он, вероятно, имеет в виду некую форму сексуального наказания, которую обычно практикует один обиженный супруг по отношению к другому.

— Хочешь сказать, как в том случае, когда я завожу песню насчет внезапной головной боли? Далден встревоженно нахмурился:

— У тебя голова заболела? Бриттани тяжело вздохнула.

— Нет, это всего лишь сравнение.., не обращай внимания. И перестань меня утешать. Я уже взяла себя в руки.

С той самой минуты, как было упомянуто о наказании, Далден ласкал ее, как обиженного ребенка, едва дотрагиваясь до спины кончиками пальцев. Правда, это вряд ли чему-то помогало: любое его прикосновение будило грешные желания. Но сам он заметно остывал. Не ощущай она давление тугого кома на бедро, могла бы поклясться, что он и не думал ее целовать. Его сдержанность была по меньшей мере необычной. И уж этим одним он разительно отличался от всех ее знакомых мужчин.

Но тут Бриттани взглянула ему в лицо и сразу поняла, что не ее одну терзал огонь в крови. Янтарные глаза переливались расплавленным золотом, пылали страстью, почти пугающей в таком великане. И все же его самообладание казалось сверхчеловеческим. Дыхание было ровным. Лоб не вспотел. Голос оставался спокойным, стук сердца не участился.

Но под гладкой поверхностью бурлил такой неукротимый водоворот, что Бриттани сочла за лучшее отвлечь и его, и себя и поэтому спросила:

— Каким это странным именем ты меня назвал?

— Керима? Это означает «малышка».

— Ничего себе малышка! — рассмеялась Бриттани. — Посмотри, какая я огромная! Правда, это слово звучит музыкой в моих ушах, но все же странно слышать, что и я кому-то кажусь маленькой.

— Дня мужчин твоей страны ты, может, и велика, но для меня подходишь идеально. Будь ты немного меньше, и я побоялся бы, что переломишься в моих объятиях.

— Кажется, я догадалась, — усмехнулась Бриттани. — У тебя та же проблема, что и у меня. Не можешь найти себе девушку под стать.

Но к ее удивлению, он замотал головой:

— Рост не имеет значения. Дело в хрупкости. Но тебя хрупкой не назовешь, верно?

— Помаши молотком целый день — и об изящной фигуре можешь забыть навсегда. Как говорится, заложишь крепкую основу.., прости за каламбур.

— Калам.., а, ты имеешь в виду не только бодибилдинг, но и прочный фундамент?

Бриттани изумленно моргнула:

— Ты понял все без объяснений?

— Теперь у меня есть правильный перевод всех сложных выражений, если не считать того, что ты зовешь торговыми марками.

— Непонятно, как это вдруг ты стал таким сообразительным? Всего несколько часов назад ты не мог отличить черное от белого, что же случилось теперь?

— Я все понял.

— В таком случае тебе придется убедить меня, что ты с самого начала не морочил мне голову. Ну, сам пойми, все, что ты сейчас утверждаешь, просто невероятно.

Она спрыгнула с его коленей, уперла руки в бедра и обожгла его таким гневным взглядом, что он счел нужным заметить:

— Ты сердишься.

— Чертовски верно, — пробурчала она. — Терпеть не могу, когда меня дурачат.