Потенциал может возникнуть и реализоваться лишь благодаря игре[21]сил, создающей пространство стратегического действия. И главный фактор созидания «потенциала обстановки» – быстрота действий, способность опережать противника в маневрировании. Победа, как известно, добывается скоростью. Сунь-цзы нашел самый короткий и чудесный путь к ней: покой.

Очерчивая предельный горизонт социальности, потенциал обстановки не существует вне человеческой практики, но вместе с тем не переходит в ее предметное содержание. Искусный полководец, согласно Сунь-цзы, полагается не на удачу и не на храбрость своих воинов, а прежде всего на потенциал обстановки, ибо именно эта неуловимая «сила обстоятельств» вселяет в воинов мужество или превращает их в трусливый сброд. Потенциал принадлежит одновременно объективному и субъективному миру, отчего китайские теоретики войны могли без труда объяснять взаимодействие того и другого.

Обобщая сказанное о потенциале обстановки, мы можем указать на три аспекта этого понятия в трактате «Сунь-цзы». Во-первых, это, так сказать, неодолимая сила самого хода вещей подобная мощи лавины камней, катящихся по крутому склону. Во-вторых, это «контролирование обстановки сообразно имеющейся выгоде» (отсюда перевод этого термина как «стратегическое преимущество»). В-третьих, это внушаемое потенциалом ситуации духовное состояние войска: воины в строю храбры или трусливы, говорит Сунь-цзы, вследствие не личных качеств, а конфигурации сил. Позднее (например, в трактате II в. до н. э. «Хуай Нань-цзы») в китайской литературе различались три категории силы-ши: «духовный потенциал» (сила духа полководца и его воинов), «потенциал Земли» (преимущества, предоставляемые рельефом местности) и потенциал, возникающий благодаря «следованию обстоятельствам».

Таким образом, сила-ши, как все ключевые понятия китайской стратегии, предполагает малопонятное для европейского ума сочетание непроизвольного следования течению событий и владения складывающейся обстановкой, условий местности и психического состояния войска. Пожалуй, здесь будет уместно провести аналогию с ролью эмоции в нашей жизни: мы не можем ни произвольно создать чувство, ни даже устранить его, но, отдаваясь чувству, мы способны достичь необыкновенной ясности и силы духа – одним словом, мы можем соработничать с чувством. «Разумный полководец» умеет вникать в потенциал обстановки и способствовать его усилению, но этот потенциал никогда не совпадает с поверхностными, явленными тенденциями. По сути, речь идет все о той же символической матрице культурной практики – реальности неформализуемой, связывающей воедино субъективное и объективное, сознательное и бессознательное, свободу и нормативность действия. Перед нами еще один аспект «умного неделания» – бесконечной действенности, которая актуализируется только в потоке событий. Уже ученый II века Цай Юн, предполагаемый автор самого раннего эссе об искусстве каллиграфии в Китае, писал о «девяти фигурах потенциала письма», которые соответствуют некоей целокупной и потому неудержимой силе «текущего момента»: «Когда потенциал приходит, его не остановить; когда потенциал уходит, его не удержать». Согласно Цай Юну, «девять фигур потенциала» образуют некий круговорот духовной практики, обеспечивающий преемственность традиции помимо слов (девятка здесь, как и у Сунь-цзы, служит обозначением полноты свойств бытия). Он пишет:

«Когда девять видов потенциала воспроизведены по порядку, тогда сам собою, без наставлений учителя соединяешься с мудрецами прежних времен».[22]

Суждения Цай Юна показывают, что создание и реализация «потенциала ситуации» есть творческий акт в полном смысле слова. Цай Юн не говорит, с какими «древними учителями» можно «соединиться», воспроизводя конфигурации духовной силы, и это умолчание не случайно. «Древность» у него служит знаком «непреходящего начала», которое просто «дает всему быть», это безосновность, которая всему дает основание, и поэтому остается анонимной. Но, воплощая неуничтожимые свойства жизни, она удостоверяет «подлинность» (чжэнь) существования.[23]А жизнь подлинная – это всегда жизнь одухотворенная, проникнутая сознанием и сознательно прожитая.

Понятие «девяти конфигураций силы» у Цай Юна, как и девятка в книге Сунь-цзы, обозначает всю полноту, неисчерпаемое разнообразие проявлений творческой мощи жизни. Потенциал осуществляется в круговороте боевых «форм», и тот, кто умеет направлять этот круговорот, подобно капитану, держащему в руках штурвал корабля, владеет стратегической инициативой.

Будучи динамической реальностью, потенциал имеет точку приложения его силы, чем и обусловлена его важность для стратегической теории. Вот здесь мы сталкиваемся, быть может, с самой загадочным тезисом китайской военной науки: накопленный потенциал «разряжается» одним молниеносным и сокрушительным для противника ударом, обозначавшимся словами «узел» (цзе) или «импульс» (цзи). Речь идет, по существу, о мгновенной актуализации потенциала. Вот как разъясняется это понятие в упомянутой выше книге Цзе Сюаня:

«Точка, к которой прилагается потенциал, – это импульс. Точка превращения во всяком событии – это импульс. Точка связанности вещей – это импульс. Своевременное действие – это импульс. То, что свершается перед глазами, – это импульс. А то, что происходит, когда отводишь глаза, не может быть импульсом. Когда успеваешь воспользоваться случаем, обладаешь импульсом, а когда не можешь так поступить, теряешь импульс. Тут нужно рассчитывать все более глубоко, таить в себе все более надежно. Сие определяется знанием, а используется решимостью».[24]

Чтобы понять, как возможен такой удар, примем во внимание, что потенциал определяется всей совокупностью «обстоятельств момента», включая положение неприятельских войск, так что искусный стратег «знает» своего противника. Знать в данном случае означает знание именно «пустоты», внутренней слабости в позиции противника, его «ахиллесовой пяты», которая находится, впрочем, не на периферии, а в самой сердцевине неприятельской диспозиции, ее структурообразующей точке. Сунь Бинь употребляет в этой связи очень примечательное, но впоследствии забытое понятие «предел в середине» (чжун цзи) или даже, точнее, «предел центрированности». Со своей стороны Сунь-цзы подчеркивал, что нападать нужно обязательно на то, что является «самым ценным» для противника. Говоря о природе такого нападения, он употребляет два классических образа: так стрела слетает с заряженного арбалета и сокол безукоризненно выверенным броском в мгновение ока хватает зайца. Самое же понятие удара обозначено у Сюнь-цзы словом, выражающим преимущественно идею ритма – как можно предположить, некоего общего «ритма ситуации», музыки мировой событийности.