– Том! Том! – закричала Алиса. – Прощай, Том! Прощай!

От этих слов в горле застыл комок и я едва мог дышать. Неужели это конец?! Алиса попала в лапы к дьяволу, и я не могу ничего сделать, чтобы ее спасти! Как же я буду жить без нее? По моему лицу градом катились слезы – я ощущал боль неминуемой, страшной потери. Мы были так близки, что делили и мысли, и чувства. Мы ощущали радость и боль другого как собственную. А теперь ее душа обречена на вечные муки – она будет томиться во Тьме, испытывая страх и отчаяние; Враг подвергнет ее пыткам, чтобы отомстить за все, что я совершил. Алиса страдает из-за меня! Я не мог этого вынести.

Через мгновение все было кончено: вспыхнул свет, грянул гром, и мое лицо опалил порыв огненного ветра. Я зажмурился, а когда снова открыл глаза, дьявол исчез, забрав с собой Алису.

Желудок пронзила острая боль: Алиса покинула этот мир, и я почувствовал себя одиноким как никогда. Тощий Шон понес меня обратно, а Скарабек шла рядом и удовлетворенно ухмылялась. Увидев мои слезы, ручьями текущие из глаз, она стала насмехаться надо мной, но я не обращал внимания на ее слова. Я жалел Алису и себя. Я уже потерял мать и отца, эти потери были огромными, но новая утрата не шла с ними ни в какое сравнение. Я называл Алису другом, мы часто сидели рядом, держась за руки… Но только теперь, когда она ушла навеки, я осознал все до конца.

Я любил Алису.

Забрав из холма фамильяра ведьмы, мы вернулись в дом, и Тощий Шон бросил меня на кровать словно мешок гнилой картошки. Взгляд Скарабек выражал презрение.

– Даже если наплачешь целый океан, – прошипела она, – твое горе все равно не сравнится с моим. Я любила сестру как саму себя, я и была ею, а она мной!

– Что это значит? – не понял я. Несмотря на огромные душевные страдания, ведьмак во мне не дремал. Учитель призывал использовать любую возможность, чтобы узнать о враге как можно больше и в конечном итоге нанести ему сокрушительный удар.

– Мы были близнецами, – объяснила она. – Ведьмы-близнецы встречаются крайне редко. У нас был один разум, который контролировал два тела. Я смотрела на мир ее глазами, а она – моими.

– Но ваши глаза не похожи на ее. Один голубой, а другой зеленый – почему они разные? – Я продолжал задавать вопросы просто из любопытства.

– Когда-то у меня были голубые глаза, но после смерти сестры я долго бродила в Полых Холмах в поисках силы, – объяснила ведьма. – А те, кто остается там надолго, меняются. Мы с сестрой были ближе, чем ты можешь себе представить. Все, что с ней происходило, происходило и со мной. Я чувствовала ту же боль. Я видела, как ты обманул ее и убил. В тот день умерла и часть меня.

– Если вы там были, то тогда знаете, что я ее не убивал, – возразил я. – Это сделал Билл Аркрайт.

– Врешь! Вы действовали вместе и заранее спланировали ее смерть.

Я с трудом покачал головой:

– Это неправда. Свою часть сделки я выполнил.

– Почему я должна верить ученику ведьмака? Твои слова для меня ничего не значат. Они не повлияют на то, что я задумала.

– Что вы собираетесь со мной сделать? – спросил я. Надо заранее готовиться к худшему. Несмотря на душившее меня горе, я искал возможность сбежать, хоть шанс был небольшой. Серебряная цепь все еще лежала там, куда ее отбросил Тощий Шон. Когда я взглянул на нее краешком глаза, Скарабек злобно ухмыльнулась:

– Забудь об этом. Цепь тебе больше не пригодится. Ты станешь пищей для Конала, и сил на борьбу у тебя не будет. Через час он снова проголодается.

– Конал ваш фамильяр?

Ведьма покачала головой:

– Нет, Конал мой любимый сын, а его отец Тощий Шон – хранитель могильных холмов. Скоро его дни на этой земле истекут. У хранителя может быть только один сын, рожденный ведьмой, – этот ребенок продолжит его дело.

– Хранитель? Почему его так называют?

– Название самое подходящее. Хранители следят за могильными холмами, рассеянными по всей стране. Когда-то там лежали кости древних мертвецов, но теперь холмы стали убежищем для кельтских ведьм. Шон поддерживает силу магии холмов и так успокаивает души тех, кто когда-то их создал. Они всегда где-то рядом. Он питает их кровью.

Вдруг мне в голову пришла жуткая мысль. Так Тощий Шон тоже нуждается в крови, как и его сын? Я посмотрел на хранителя, и он злобно ухмыльнулся в ответ.

– Вижу на твоем лице страх, – сказал он. – Думаешь, я собираюсь высосать твою кровь? Ведь так?

Я отпрянул – неужели он может читать мысли?

– Не беспокойся, – заверил Тощий Шон. – Я предпочитаю кровь животных. Хранитель редко пьет человеческую кровь, но если его жажда слишком сильна, он пьет до тех пор, пока жертва не умрет.

– Но это не должно тебя волновать, ведь жить тебе осталось меньше недели, – прервала его ведьма. – Скоро мы прибудем в Киллорглин и твои мучения только усилятся. Хватит разговоров! Шон, неси кашу!

Они снова накормили меня силой, на этот раз уменьшив порцию. Я беспомощно лежал на кровати, во рту пересохло, в горле будто застрял песок, мир начал кружиться, и тут ведьма снова принесла ребенка. Она немного высвободила его из одеяла и положила возле моей шеи. Через пару мгновений я почувствовал адскую боль от его острых зубов, а затем он стал медленно сосать кровь. Скарабек наблюдала за этим с довольной улыбкой.

Я не мог не думать об Алисе, печаль засела глубоко в груди и терзала сердце. Я слабел, но это стало облегчением: отравленная каша и потеря крови погрузили меня в спасительное забытье.

Я помню немногое. Должно быть, мы ехали на лошадях – я слышал стук копыт, а тело то и дело подкидывало на ухабах. Не уверен, везли ли меня в телеге или привязали к спине пони – путешествие оказалось длинным, так что скорее всего было и то и другое.

Но однажды я все же пришел в себя. Я сидел на куче грязной соломы на пыльном чердаке, заваленном мусором. Он был весь затянут паутиной, усеянной дохлыми мухами; по углам копошились пауки, готовые в любой момент прыгнуть на следующую жертву. Дневной свет пробивался через единственное окно в покатой крыше прямо надо мной. Я слышал крики и болтовню разгуливающих по крыше чаек. Я находился здесь совсем один, руки у меня были связаны за спиной, но ноги свободны.

Меня трясло, но со второй попытки я все же смог встать. С улицы доносились цоканье лошадиных копыт, возгласы прохожих и мелодичные зазывания уличных торговцев. Похоже, я снова в Киллорглине. Я надавил на дверную ручку, но она не поддалась, и тогда я стал ходить по чердаку в поисках хоть какого-нибудь орудия, которое помогло бы мне сбежать. Может быть, найдется что-нибудь острое, чтобы освободить руки…

Не успел я начать поиски, как в комнате вдруг резко потемнело. Неужели это туча закрыла солнце? Надвигается шторм? Уличные звуки постепенно исчезли, и за стенами моей тюрьмы все стихло – я оказался словно в коконе тишины.