«Ты отдаешь себе отчет, что нам никогда не удастся найти второй такой идиотки, которая купит это счастье, когда оно тебе надоест?» — прошептал Стас за секунду до того, как я улыбнулась нотариусу и уверенно поставила свою подпись рядом с закорючкой уже сияющей тайки. Я энергично замотала головой. Мне здесь не надоест. Никогда. И, по иронии судьбы, старательно разбивающей все наши мечты и планы, как только мы успеваем что-либо сформулировать вслух, ни разу с тех пор сюда не приезжала. А Стас — и подавно.

И вот теперь неожиданно дом пригодился.

Добредя до изножья скал, я оглядываюсь на оставшийся позади пляж. Очередная лодка-такси зарылась носом в прибрежный песок. Лодки здесь странные, похожие на индийские пироги, только немного покруче в бортах и, в отличие от пирог, не выдолблены из цельного ствола дерева, а склеены из досок. Несколько человек неуклюже пытаются перевалить через высокий край. Чужаки. Наверное, новые клиенты к Лучано. Значит, время близится к ужину. Слепящий диск солнца уже почти завалился за гору. Поперек пляжа раскинули свои щупальца длинные синие тени. Единственный недостаток жизни на восточном побережье — невозможность наблюдать закаты в море. Но я не жалуюсь. Говорят, у нас удивительные рассветы, хотя мне пока ни разу не удалось поднять себя в такую рань. Пару раз я ставила будильник на пять часов утра, но утром на меня накатывала невероятнейшая лень, я переворачивалась на другой бок и сладко засыпала.

С момента моего приезда на остров я пребываю как будто в постоянно длящемся полусне. В Москве такое состояние можно было бы назвать апатичным, вялым, сомнамбуличным, но к Тайланду такие слова неприменимы. Ощущение действительности, яви здесь нарушается самым причудливым способом, вместе с восприятием времени. Для времени нужны события, здесь же есть только состояния, и часы для них не важны.

В этом смысле довольно характерна история о том, как я пропустила Новый Год. Заранее раздобыв бутылку шампанского, приготовив блюдо с закусками и фруктами, в ожидании полночи я присела на террасе и уставилась в темноту над морем. Из ресторана Лучано долетали приглушенные музыка и голоса веселящихся гостей, но мне хотелось первый раз в жизни встретить Новый Год в полном одиночестве. Мне казалось, что если я выдержу себя в такую ночь, то смогу жить на острове долго. Если же не выдержу, побегу к людям, значит грош цена моим надеждам найти здесь покой. Прямо надо мной россыпью раскидались мириады крупных звезд, которые выглядят в тропиках жирными светлячками на фоне густой, нефтяной черноты южного неба. Ветер, как обычно к ночи, притих, и лишь изредка глухо постукивали друг об друга бамбуковые трубочки ветряного колокольчика. Высокие красные свечи, наивно поставленные мной в не защищенные стеклом подсвечники, то и дело заплывали воском и тухли, и, в конце концов, мне надоело вставать, зажигать их, и я осталась в полной темноте. Луны почему-то не было видно, вероятно она потерялась на той половине небосклона, что закрыта от меня горами. Не было вообще ничего. Только всасывающая тебя кромешная темнота, да несколько зеленоватых прожекторов на застывших у горизонта рыбацких судах.

Лишенная каких-либо картинок перед глазами, я какое-то время пыталась цепляться мыслями за прошлое, вспоминала, перепросматривала уходящий год, но вскоре сама не заметила, как провалилась в сладчайший вакуум. Время остановилось. А когда я в следующий раз посветила себе зажигалкой, серебристые стрелочки на циферблате показывали половину второго ночи. Зевнув, я вернула так и не открытое шампанское в холодильник и с удовольствием побрела в кровать, по дороге размышляя, можно ли проведенный таким образом Новый Год засчитать как удачный эксперимент по расширению границ моего одиночества?

Кстати, на нашем пляже нет интернета. Для того чтобы проверить почту, надо садиться на лодку-такси и плыть на западное побережье в интернет-кафе. За все проведенное на острове время я ездила туда за покупками уже несколько раз, и почему-то ни разу не зашла проверить имэйлы. Что бы это значило? Мобильный телефон у меня работает исключительно как будильник. Московскую симку я вынула и заменила тайской, на которую никто не звонит хотя бы потому, что я никому не давала ее номер (справедливости ради надо заметить, что у меня никто его и не спрашивал). И, самое страшное, что мне это нравится! Я полностью оборвала связь с моим московским миром. Если вспоминать его, то сразу всплывут зловещие слова гадалки! А так, без прошлого, без людей, без мобильной и прочей связи, я просто тихонечко сойду здесь с ума… Не за этим ли я сюда, в конце концов, приехала? Моя прошлая жизнь не имела никакого смысла. Эта, островная, тоже не имеет смысла, но по-крайней мере больше похожа на «жизнь». Здесь я дышу.

Пока я дошла по камням до своего домишки, освещение стало сначала розовым, потом, через считанные минуты уже фиолетовым, и теперь красноватые оттенки из него окончательно испарились и скалы вокруг погрузились в холодную синеву. Море у берега обрело диковинный пепельно-изумрудный оттенок, уходящий к горизонту и сменяющийся там сначала лиловыми, а дальше и вовсе неожиданными пурпурными пятнами.

Скалы, на которых примостилась моя скромная «Вилла», к моему прискорбию, абсолютно лысые и гладкие. Кое-где из расщелин растут цепкие кусты семейства кактусовых, но ни травы, ни цветов на граните не вырастишь. Немного скучая по зелени, я расставила на плоском участке перед домом глиняные горшки, в которых пытаюсь выращивать что-то тропическое и цветущее: несколько неприветливых, но прекрасно себя чувствующих на жаре суккулентов разместились на прямом солнце, а причудливую алую геликонию, сине-желтую стрелитцию и пятнистую алпинию пришлось передвинуть в тень от навеса перед дверью. На краю скалистой площадки, обрамленной у обрыва над морем бордюром из крупных камней, я устроила что-то вроде водоема. Выложила естественное углубление в камнях толстым пластиком, натаскала туда ведрами пресной воды из-под крана, засадила лотосами и запустила туда мелких красноватых рыб. Думаю, это карпы, хотя не уверена. Животновод из меня почти такой же, что и садовник. Мягко сказать, крайне неопытный. На городской толкучке возле рынка мне удалось приобрести потрепанный справочник по тропическим растениям, и все мои скромные сведения об островной флоре почерпнуты оттуда.

Сама «Вилла Пратьяхара» представляет из себя простенькую, в архитектурном смысле ничем не примечательную постройку. Пожалуй, единственное ее достоинство — это то, что выстроена она не из типичного для острова противного бетона, а все-таки из рыжих, местами проглядывающих из-под штукатурки кирпичей. Несмотря на это, в доме все равно постоянно сыро. Бороться с влажностью я никак не научусь. Вывешенные на просушку тряпки и пледы упорно не желают сохнуть, покрываясь темными пятнами плесени, постельное белье на кровати (и особенно подушка), сколько бы я не выкладывала их сушиться на солнце, упрямо пахнут гнилью.

Скрипнув так и не смазанными пока петлями входной двери, вы оказываетесь сразу в гостиной. Это большая светлая комната, всеми тремя окнами выходящая на море. Перед одним из них — самым большим — я установила обеденный стол. Четыре имеющихся у меня разномастных стула стоят тут же, в партерный ряд с одной стороны стола и тоже развернуты лицом к морю. Первые недели я пересаживалась с одного на другой, пока не присиделась на самом правом, дальнем от входной двери. С него открывается лучший вид. Кроме стола в гостиной почти нет мебели. Маленький секретер с лампой из рисовой бумаги. Над ним — зеркало (судя по всему, в какой-то степени старинное), в толстой резной раме. Кое-где амальгама уже испорчена влажностью. В углу примостилось покрытое пледом бамбуковое кресло, в котором я собиралась читать в послеобеденные часы, но мне оказалось в нем неуютно, а брать в руки книги на острове и вовсе почему-то не хочется.