– Я хочу сообщить вам, что полиция пыталась меня запугать, – начал он. – Но это им не удалось. Они следили за мной и подстроили несправедливое задержание. Я не был пьяным или одурманенным наркотой, когда вел машину, и они не могут доказать обратное. Я буду протестовать против этих обвинений, и моя правота будет признана. Они не могут помешать мне в моей работе по защите людей, которых лишают всех прав. Благодарю за внимание.

Толпа зашумела, посыпались вопросы. Низкий женский голос заглушил все остальные:

– Почему они пытаются вас запугать?

– Я пока не знаю точно. Я веду несколько дел, по которым собираюсь вызвать в суд полицейских, чтобы они дали показания в пользу моих клиентов. Им это известно. Кто именно пытается воспротивиться этому – не имею представления.

Тот же голос прогудел еще один вопрос:

– Это может иметь отношение к делу Лекси Паркс?

– Не знаю, – ответил Холлер. – Я знаю только, что со мной поступили незаконно, и добьюсь восстановления справедливости.

Следующий вопрос задал репортер из «Таймс», которого Босх знал, хотя и не помнил его имени. У него были связи с управлением полиции, и потому он, как правило, был хорошо информирован.

– У вас брали кровь в больнице Королевы ангелов. По данным Управления полиции Лос-Анджелеса, содержание алкоголя в крови составляло ноль целых и одиннадцать сотых процента, что превышает допустимую норму.

Холлер удовлетворенно кивнул – он надеялся, что зададут этот вопрос и он сможет прояснить ситуацию.

– Процентное содержание было ноль целых шесть сотых – проверьте ваши данные, Тайлер. Специалисты в УПЛА намеренно использовали другую единицу измерения, чтобы результат казался превышающим допустимую норму в восемь сотых процента. Суд признает эту экстраполяцию неверной и снимет с меня обвинение.

Босху надо было сходить за машиной и подогнать ее к воротам, но ему хотелось посмотреть на Холлера в деле. Гарри восхищался тем, как непринужденно и уверенно держится адвокат с журналистами, целиком владея их вниманием. Неудивительно, что и присяжные были послушным орудием в его руках.

– Но вас ведь задерживали в прошлом за вождение в нетрезвом состоянии? – спросил еще один репортер.

Холлер помотал головой:

– В данном случае речь не о прошлом, а о том, что делается сейчас и хотим ли мы, чтобы полиция преследовала законопослушных граждан. Она все чаще вторгается в нашу частную жизнь. Необходимо оказать ей сопротивление, за что я и выступаю.

Вопросы стали повторяться, многие из них задавались не по существу. Было ясно, что репортеры горазды спрашивать больше, чем Холлер отвечать. Журналисты принадлежали отчасти к официальной местной прессе и отчасти к газетам развлекательного толка. Холлер был одним из немногих, кто был «своим» и у тех, и у других.

Босх пошел в гараж за машиной. Последним, что он услышал, сворачивая за угол, был вопрос, общается ли Холлер с Мэттью Макконахи и будут ли снимать продолжение фильма «„Линкольн“ для адвоката».

Холлер сказал, что не знает.

После тюремного завтрака, состоявшего из пародии на сэндвич и яблока, Холлер был голоден как волк, но прежде, чем утолять голод, он хотел получить обратно свой автомобиль и телефон.

Аронсон отправилась в суд по делам, а Босх повез брата в полицейский гараж в Голливуде, куда поместили «линкольн» адвоката. По пути Холлер рассказал о том, как происходило его задержание, и выразил уверенность, что полицейские в штатском, осуществившие это, сидели в засаде, ожидая его. Однако, по мнению Босха, ничто в рассказе не подтверждало такие выводы, и он подумал, что это нечто вроде мании преследования. Правда, было странно, что остановили его офицеры в штатском. Может быть, Холлер что-то натворил и привлек внимание полиции нравов?

Гараж принадлежал фирме «Голливуд тау», базировавшейся на Мэнсфилд-авеню. Холлер уплатил без возражений сумму выкупа, и служащий вручил ему ключи от машины. Посмотрев на них удивленно, адвокат спросил его:

– Вы что, залезали внутрь?

Заглянув в документ, только что подписанный Холлером, служащий ответил:

– Нет, сэр, замков мы не взламывали. Тут написано, что автомобиль был доставлен незапертым. Мы следим за этим, сэр. Если у вас есть возражения, можете написать жалобу, я дам вам бланк.

– Ага, они только этого и ждут. Вот что, скажите лучше, где мой автомобиль?

– Двадцать третий участок. По главному проходу слева.

Босх пошел вместе с Холлером. Подойдя к машине, Микки прежде всего схватил лежавший на переднем сиденье телефон, проверяя, все ли в порядке. Но кто мог сделать что-нибудь с заблокированным аппаратом, не зная пароля? Затем он открыл багажник и просмотрел картотеку, чтобы удостовериться, что документы на месте, после чего взял с заднего сиденья портфель и, поставив его на крышу автомобиля, тоже проверил содержимое.

– У них было полно времени, чтобы скопировать все, что угодно, – заметил он.

– «У них»? У кого? – спросил Босх.

– У копов, которые меня подловили. Или у тех, кто их послал.

– Ты уверен, что все так и было?

– А как еще это могло быть?

– По-моему, у тебя разыгралось воображение. Ты ведь перед этим пил в баре часа три, наверное.

– Я пил понемногу, владел собой и вел автомобиль абсолютно нормально. Когда меня остановили, я вылез из машины и закрыл ее, оставив ключи внутри. А этот человек говорит, что она была доставлена незапертой. Что это значит, по-твоему?

Босх ничего не ответил. Холлер защелкнул портфель и взглянул на брата.

– Давай-ка, Гарри, переключимся на более приятные вещи – пора что-нибудь съесть. Умираю от голода.

Когда он опускал крышку багажника, Босху бросился в глаза номерной знак: «ГУЛЯЕМ», и мелькнула мысль, что ему никогда не хотелось прокатиться в «линкольне» Холлера. 

* * *

Они отправились, каждый на своей машине, в закусочную «Пинкс» на Ла-Бреа-авеню. Время ланча еще не наступило, и очередь была вполне умеренной. Взяв подносы с едой, они сели за столик в дальнем зале. Холлер набросился на метровый хот-дог, а Босх тем временем рассказал ему о встрече с Да’Куаном Фостером и об откровениях последнего по поводу алиби. Холлер не вступал в разговор, пока не прикончил бутерброд.

– Трудно поверить, что он смертельно боялся раскрытия этого секрета и готов был скорее сидеть в тюрьме за убийство, – заметил Босх.

– Ну, гордость не позволяла признаться, – сказал Холлер. – Он занимал определенное положение в обществе, приобрел репутацию. Жена, дети. Он не хотел потерять все это. И потом, знаешь, когда человек невиновен, он думает, что все как-нибудь обойдется, справедливость сама собой восторжествует, – верит в подобную чушь. Даже бывшие гангстеры вроде него лелеют фантазии.