Так вот, почувствовав в апреле 1990 года, что первоначальное накопление морального капитала с успехом завершилось, деятели из «Русской дружины», а именно так себя назвал первый из появившихся монархических союзов, решили сразу приступить к главному – немедленному возвращению на престол правящей династии. Делать это предполагалось путем борьбы с именем Войкова, о чьем существовании они узнали, прочитав ксерокопированный отрывок из Беседовского. И невдомек было этим удивительным людям, как относился бы к ним сам автор мифа. А ведь еще в 1958 году в одном из писем он цинично признавался: «Я пишу книги для идиотов. Можете ли себе представить, чтобы кто-то на Западе читал то, что вы называете моими сомнительными произведениями, если, цитируя Кагановича, Жукова, Микояна или Булганина, я бы старался быть правдивым в отношении стиля, смысла и формы их выступлений? Но когда я изображаю Сталина или Молотова в пижаме, когда я пересказываю самые грязные истории о них – неважно, насколько те правдивы или вымышлены, – будьте уверены: читать меня будет не только вся интеллигенция, но и наиболее важные капиталистические государственные деятели, когда по дороге на мирную конференцию они перед сном возьмут мою книгу в пульман… Аллах наделил глупцов деньгами, чтобы умным жилось легко».

Комментарии тут излишни. Только искренняя жалость к тем, кто до сих пор усердствует в цитировании Беседовского и, видимо, принципиально не хочет ничего узнать о личности автора. Вся надежда на то, что рано или поздно они научатся не верить любой ахинее, а станут с уважением относиться к собственным предкам. Они ведь были не глупее нас.

Так вот, возвращаясь к борьбе против Войкова. Было это так. 19 мая 1990 года (выбор даты не случаен, это день рождения Николая II) у метро «Войковская» целых десять человек провели пикет. Первый монархический пикет вообще за все время существования России, потому что при династии Романовых такое никому бы в голову не пришло. Торжественно развернули кустарно выполненный плакат с лозунгом «Войков – убийца» и самодельный флаг-триколор, до распада СССР еще не являвшийся официальным. Стояли и гордились собственной храбростью и принципиальностью.

Как и следовало ожидать, жители района заинтересовались. Но вовсе не перспективой восстановления русской монархии. Им вдруг стало любопытно – что это за Войков такой? Дело в том, что все они привыкли к этому имени и меньше всего сопоставляли его с каким-то революционером. Для них все это было столь же далекой историей, как, скажем, татаро-монгольское иго. Дело в том, что в том районе еще в 1898 году братьями Кертингами был построен «Механический завод по выработке нагревательных приборов для центрального отопления». В 1927 году в ответ на убийство Войкова в Варшаве «агентом мировой буржуазии» русским националистом Борисом Ковердой рабочие провели митинг и категорически потребовали: хотим называться в честь погибшего революционера. Будем достойны его памяти и трудом своим приблизим победу мировой революции, до которой он не дожил. Их просьбу, разумеется, уважили. И чугунолитейный завод стал называться именем Войкова.

Я допускаю, что многим это будет неприятно услышать, но тот самый проклинаемый многими сегодня Войков погиб как мужчина. Ему стреляли в спину, он повернулся и стал отстреливаться. А когда его отвезли в больницу, где он через два часа умер, то последние слова, которые он успел сказать перед смертью секретарю советского посольства, были: «Возьми из пиджака ключ от сейфа, чтобы, не дай бог, не забрали документы». Вдумайтесь в это. Умирая, Войков думал о секретных документах своей родины, о том, что они не должны ни при каких обстоятельствах попасть в руки врагов. А не о том, что его собственная жизнь подошла к концу. Он видел в этом свой последний долг перед государством, и он его выполнил. Войков умер на боевом посту, защищая до последнего вдоха свою страну. Искупил ли он тем самым свою вину за преступление? Я не знаю и не берусь судить. Но вернемся к нашей истории.

Шли годы. Московский метрополитен развивался. Настал черед открывать в том районе станцию. А как ее назвать? Иных судьбоносных достопримечательностей, кроме завода, в тех местах нет. Поэтому и название для станции предполагалось соответствующее – «Завод имени Войкова». Под таким названием она и фигурировала в планах открытия новых станций. Не знаю, кому из членов ЦК КПСС этот привычный топоним чем-то не понравился. Может, он проснулся в тот день в плохом настроении. Но название неожиданно сократилось до «Войковской». Но жителям того района было все равно. Они прекрасно знали: станция названа в честь завода, который и при их дедах был. А как он тогда назывался – никто уже не помнит. Вроде всю жизнь имени погибшего революционера Войкова был. С тем и жили долгие годы. А тут вдруг в перестройку какие-то странные люди требуют переименования. И ладно бы местные, «со своего района», а то ведь со всей Москвы. Пусть идут и у себя переименовывают.

Вскоре к пикетчикам подошел старшина милиции и вежливо поинтересовался: «А есть ли у вас, возмущенные мои, разрешение на публичное мероприятие?» Ему с вызовом ответили, что борьба за восстановление русской монархии ни в каких разрешениях антихристовой власти не нуждается. Старшина, оскорбленный такой наглостью, ушел. Вернулся уже с капитаном. Сцена повторилась. Милиционеры явно не знали, как следует действовать. В годы перестройки им еще запрещалось орудовать дубинками, как в последовавшие лихие девяностые. Вернулись они уже с человеком в штатском. Кагэбэшник был краток: «А ну-ка, пошли вон отсюда немедленно!» Отнял флаг и порвал его. Пригрозил в следующий раз вызвать наряд. Тогда уже другой разговор пойдет. Обиженные пикетчики разошлись.

Прошли годы. Участники тех памятных событий, чтобы навсегда внести свои имена в первые ряды борцов с «Войковской», выдали иную версию произошедшего. Усовершенствованную, исторически верную, безукоризненную. Держитесь крепче. «Разгон пикета ОМОНом и сотрудниками КГБ. Арест и избиение некоторых его участников». Картина, достойная пера Ильфа и Петрова.

Но посеянные тогда семена постепенно дали всходы. Творение Беседовского активно издавалось в России, все больше людей верили в то, что именно Войков один во всем виноват. Дошло даже до того, что фрагмент про убийство царской семьи из книги Беседовского был издан под видом собственных воспоминаний Войкова! Я не знаю иных случаев такого неприкрытого запредельного хамства и наплевательского отношения к собственной истории.

Выпущенный в 2008 году сборник архивных документов «Исповедь цареубийц» никого и ни в чем, разумеется, не убедил. И дело вовсе не в традиционном уже для России мизерном тираже. Во-первых, большинство борцов с Войковым даже не знали о существовании этого издания, а во‑вторых, если бы даже и знали, то читать все равно бы не стали. Им даже не неинтересно – стали сказываться результаты чтения Суворова-Резуна, о которых я уже писал: предателю и подлецу можно верить.

Но для достижения своей цели – переименования станции метро «Войковская» – одних только истошных криков и ритуального размахивания книгой Беседовского недостаточно. Нужна была свежая дебютная идея, которая потрясла бы обывателя до глубины души. Подготовила бы почву, а потом и трюк с Беседовским прошел бы «на ура». Нужно было, чтобы горожане возмущенно потребовали от мэрии Москвы немедленно убрать имя Войкова из городской топонимики. И такая идея вскоре нашлась. Ниспровергатели пошли многократно проторенной их предшественниками дорожкой. Не было вообще никакого Петра Лазаревича Войкова. Был Пинхус Лазаревич Вайнер. Со всеми вытекающими из этого последствиями. Вы поняли?