— Мы возвращаемся в больницу, — поправила Тейт. — Я только приму душ и переоденусь. — Она соскочила с постели, схватила с комода свой ключ. — Мама сказала, что рядом с отелем есть кафе. Встретимся там через десять минут.

— Тейт.

Она остановилась у двери, обернулась. Но что он мог сказать ей?

— Нет, ничего. Встречаемся через десять минут.

Спустя полчаса они уже были в больнице. Увидев их, Рэй и Мариан поднялись с банкетки, стоявшей у двери в палату интенсивной терапии.

Мэта всегда удивляло, что в любых обстоятельствах Бомонты были аккуратно одеты и тщательно причесаны. Теперь их одежда была измятой, а щеки и подбородок Рэя покрывала щетина. За все недели, что они работали вместе, Мэт никогда не видел Рэя небритым и сейчас, сам не зная почему, сосредоточился на этом крохотном факте — Рэй не побрился… а Мариан не причесалась.

— Персонал не очень разговорчив, — начал Рэй. — Нам только сказали, что Бак провел беспокойную ночь.

— Каждый час нас на несколько минут впускали в палату. — Мариан сжала руку Мэта. — Ты отдохнул, милый?

— Да. — Мэт откашлялся. — Я хочу сказать, как благодарен вам за…

— Не смей оскорблять нас, Мэтью Лэситер, — возмутилась Мариан. — Можешь говорить таким тоном с чужими людьми, но не с друзьями, которые тебя любят.

Никому никогда не удавалось так пристыдить и так тронуть его одновременно.

— Я имел в виду, что рад видеть вас здесь.

— Мне кажется, Бак выглядит получше. Порозовел немного. — Рэй обнял жену. — Правда, Мариан?

— Да. И медсестра сказала, что скоро его посмотрит доктор Фардж.

— Мама, мы с Мэтью вас сменим. Я хочу, чтобы вы позавтракали и поспали.

Рэй вгляделся в лицо дочери и кивнул.

— Хорошо. Позвоните в отель, если будут какие-то новости. Если нет, мы вернемся к полудню.

Когда родители ушли, Тейт взяла Мэта за руку.

— Пойдем к Баку.

Может, он действительно немного порозовел, думал Мэтью, стоя у дядиной кровати. Лицо осунувшееся, но ужасающая серость с него исчезла.

— Его шансы увеличиваются с каждым часом, — напомнила Тейт. — Он выдержал операцию и пережил ночь.

— Он крепкий. Видишь этот шрам? — Мэтью провел кончиком пальца по неровному шраму на правом предплечье Бака. — Барракуда. Юкатан. Бак поднялся в лодку и сам заштопал рану. А через час вернулся. У него еще есть отметина на бедре…

— Мэтью… Мэтью, он сжал мою руку.

— Что?!

— Он сжал мою руку. Смотри, кажется, он приходит в себя. Поговори с ним.

Мэтью замер, увидев дрогнувшие пальцы Бака, и перевел взгляд на его лицо. Веки слегка трепетали.

— Черт побери, Бак, я же знаю, что ты меня слышишь. Я не собираюсь болтать сам с собой.

Веки Бака снова затрепетали.

— Дерьмо…

— Дерьмо, — повторила Литц и тихо заплакала. — Мэтью, ты слышал? Он сказал «дерьмо».

— Конечно. — Мэтью сжал руку Бака. — Ну же, старый трус, просыпайся.

— Я не сплю. Господи… — Бак открыл глаза и увидел расплывчатые дрожащие силуэты. Затем его зрение прояснилось, он различил лицо племянника. — Какого черта! Я уж подумал, что помер.

— Значит, нас таких двое.

— Она не схватила тебя, правда? — Бак с трудом выговаривал слова. — Эта гадина не достала тебя?

— Нет. — Чувство вины снова пронзило Мэта. — Нет, она меня не достала. Это была тигровая акула, футов в десять длиной. Мы ее убили. Тейт и я. Теперь ее доедают рыбы.

— Хорошо. — Глаза Бака снова закрылись. — Ненавижу акул.

— Я позову медсестру, — прошептала Тейт.

— Ненавижу, — повторил Бак. — Безобразные гадины. В следующий раз обязательно возьмем петарды. — Он снова открыл глаза и только сейчас заметил аппараты и трубки. И нахмурился. — Это не «Дьявол».

— Да. Ты в больнице.

— Ненавижу больницы. Чертовы доктора. Мальчик, ты же знаешь, что я ненавижу больницы.

— Знаю. — Мэтью попытался преодолеть собственный страх, заметив панику, промелькнувшую в глазах Бака. — Пришлось привезти тебя сюда, Бак. Акула ранила тебя.

— Пара швов…

— Не волнуйся, Бак. Ты не должен волноваться.

Но Бак уже начал вспоминать. В его глазах застыли страх и боль.

— Она меня схватила.

Он вспомнил, как болтался в отвратительной пасти. Вспомнил беспомощность и ужас, вспомнил, как захлебывался собственной кровью. И последнее ясное воспоминание — черные безжалостные глаза акулы.

— Эта сука меня схватила. Что? Что она сделала со мной, мальчик?

— Успокойся. Ты должен успокоиться. — Как можно осторожнее Мэтью удержал Бака. — Если будешь брыкаться, врачи опять тебя вырубят.

— Скажи мне… — Бак вцепился в рубашку племянника, но его хватка была такой слабой, что Мэтью мог бы легко высвободиться, только у него не хватило духу. — Скажи, что эта гадина со мной сделала?

Между ними случалось всякое, но они никогда не лгали друг другу. Мэтью накрыл ладони Бака своими и посмотрел ему прямо в глаза.

— Она отхватила тебе ногу, Бак. Эта гадина отхватила твою ногу.

— Ты не должен винить себя.

Тейт перестала метаться по коридору и села на банкетку рядом с Мэтью. Прошли сутки с тех пор, как Бак пришел в себя, и чем лучше становился прогноз врачей, тем глубже Мэтью погружался в депрессию.

— Я не вижу никого вокруг, на кого можно было бы переложить вину.

— Иногда некого винить в случившемся. Мэтью… То, что произошло, ужасно, но ты не мог это остановить. Ты не можешь ничего изменить сейчас. Все, что ты можешь, что мы можем сделать, это помочь ему справиться с несчастьем.

— Тейт, он потерял ногу. И каждый раз, когда Бак смотрит на меня, мы оба понимаем, что это должен был быть я.

Эта страшная мысль мучила и ее.

— Глупости. — Устав от уговоров, измученная непрерывной борьбой с собственными страхами, Тейт прислонилась к стене. — Бак измучен, сердит, подавлен. Но он не винит тебя.

— Неужели? — Мэтью поднял на нее полные горечи и скорби глаза.

— Бак тебя не винит, потому что он не такой ограниченный и самодовольный, как ты. Все! Я иду к нему. А ты можешь сидеть здесь и жалеть себя.

Высоко подняв голову, Тейт гордо прошествовала к дверям палаты, но, как только оказалась вне поля зрения Мэта, остановилась, чтобы взять себя в руки и нацепить на лицо веселую улыбку… затем отдернула занавеску.

Раньше Бак всегда встречал ее шутками, подмигивал. Сейчас его глаза за толстыми линзами очков были тусклыми.