Уместно будет упомянуть, что между Колетом и Эразмом состоялся спор, ставший широко известным, по поводу толкования Писания. Эразм считал, что недостаток знания реального текста Колет заменяет мистицизмом и фанатизмом и, несмотря на то что Колет выступил в свое время критиком схоластики, сам он становится в известной мере схоластом наоборот. Эразм в каждом сочинении говорит об изначальной вере в Благую Весть, которая основана на свободной воле самого человека. Анализируя подлинный текст Писания, Эразм постоянно указывает на частицу «если»: «если ты… тогда…» Это подразумевает возможность самому принять решение. Спаситель постоянно взывает к человеку: ты сам обязан сделать выбор, ты сам по себе! Не необходимость подчинения, не необходимость выбрать одну из предложенных догм, но лишь личная прямая перспектива может спасти.

Эразм оказался в положении, противоречивость которого и вообразить сложно: он одновременно и отрицал лицемерие современного ему католицизма, и порицал националистический характер идущей Реформации, и не мог видеть в качестве альтернативы пример Колета, который и сам был против протестантизма и римского католицизма, противопоставив им страстный экстатический текст, из которого рождалось англиканство (и вскоре родилось). Эти споры предвосхищали реформы Генриха VIII, которые стоили жизни Мору – именно от этих споров Эразм и отошел, покинув Англию. Нет, дело не в том, что Дезидерий Эразмус испугался борьбы: он лишь показал, что не видит предмета, за который следует бороться.

Эразм выступил один против всех.

Документальный факт (наличие поступка в биографии Эразма) написания трактата о свободной воле предусмотрен всем строем его мышления. В 1524 г. Эразм написал сочинение, которое именовалось «Диатриба». Диатриба есть жанр (или, точнее, стиль разговора) простонародной беседы, это публичная философская проповедь. Диатриба – это своего рода «мысли вслух», то есть тот почти фольклорный жанр, в котором прежде писались «Разговоры запросто», «Похвала глупости», «Нидерландские пословицы», да и «Оружие христианского воина» написано в этом жанре. Можно сказать, что приемы диатрибы используют христианские проповедники, и послания Павла – типичный прием диатрибы.

Любовь Брейгеля и Рабле к Эразму основана именно на тональности его сочинений; давно замечено, что «Нидерландские пословицы» Брейгеля написаны по следам сочинения о пословицах Эразма – не менее интересно то, что «Детские игры» Брейгеля написаны по следам эразмовского трактата «О приличиях для детей»; не будет преувеличением сказать, что Брейгель и Рабле сами работают в жанре диатрибы.

Диатриба Эразма есть рассуждение о свободе воли, оспоренное Лютером, написавшим в ответ «О рабстве воли», сочинение, вызвавшее очередную книгу Эразма «Гипераспистес», написанную в 1526 г.

Цитата из этой книги как нельзя лучше формулирует то, чем является прямая перспектива эстетики Возрождения.

«Свое рассуждение я называю Диатрибой и сопоставлением. Что может быть скромнее такого наименования? Я сам ничего не провозглашаю, так как занимаюсь предметом, который при новом обсуждении нельзя назвать ни нерешенным, ни сомнительным. Собираясь говорить с тобой, я отставляю авторитет короля, понтификов, соборов, университетов и древних ортодоксов, при помощи которого я мог на тебя нажать, даже если бы мои доказательства были слабее».

Человек сам по себе, как называл Эразма Ульрих фон Гуттен, может говорить только от себя, единственно от своего имени. И фактография, которая присваивает себе право утверждения от имени объективности, не может быть его оружием. Оружием христианского воина может быть единственно утопия и свободная воля.

5

Эразм Роттердамский, Томас Мор, Франсуа Рабле жили в разных странах, встречались нечасто. Рабле, например, Эразма никогда не видел, с Мором полемизировал заочно; Мор с Эразмом называли себя сокровенными друзьями, но их встречи были недолгими. Художник Гольбейн, нарисовавший много раз обоих, Эразма и Мора, ни разу не видел их вместе; нет двойного портрета, на котором Томас Мор и Эразм Роттердамский изображены рядом. Возможно, таким образом история уберегла нас от вопиющей фальши; фактограф Гольбейн был не в состоянии понять причину (да и сам факт) спора гуманистов. В их дискуссиях художник принял сторону короля. Эразм покинул Оксфорд, где виделся с Мором, отказался от университетской кафедры. Часто говорят про «круг Эразма», но в действительности общества единомышленников среди гуманистов Севера не напоминали знакомые нам по новейшей истории кружки. Ни кружок поэтов-символистов, который что ни ночь собирался в «башне» Вячеслава Иванова, ни компания сюрреалистов, ежедневно заседающая в кабаре «Вольтер», ни бражники из «Ротонды» никак не похожи на союз христианских гуманистов XVI в. Это не походило на современные интеллектуальные посиделки с вечным разговором о главном и ни о чем. О «главном» те люди думали в библиотеках, головы от книги не поднимали, выражали себя на бумаге, а не в болтовне; а кружка единомышленников как такового не было. Эразм скитался, какой тут круг? Существовал «круг» оксфордского просветителя, теолога и реформатора Джона Колета, впоследствии настоятеля собора Святого Павла, того Колета, который и соединил Мора с Эразмом, но в этом скорее заслуга университета и собора, официальных структур.

«Христианских гуманистов», ученых-просветителей, которые отмежевались от схоластов, но вместе с тем сохранили их проблематику – анализ Писания и науки одновременно, – было немного, и они были разбросаны по Европе, охваченной религиозными войнами и национальными распрями, крестьянскими бунтами и движением больших захватнических армий. Жили в разных странах: Рабле во Франции, причем скитался из города в город; Мор – в Англии; Эразм перемещался из Бургундии, Германии и Англии в Швейцарию, свою национальность определить затруднялся. И, однако, интеллектуальная связь их настолько крепка (Рабле в письмах называл Эразма отцом – см. письмо от 1532 г.), что сегодня мы можем говорить о том, что существовало особое учение, как существует школа Пифагора, академия перипатетиков или Платоновская академия во Флоренции. Северный Ренессанс – явление диффузное, в отличие от Ренессанса итальянского, и собрать представителей в одном месте было невозможно. Северный Ренессанс запоздал по отношению к своему итальянскому собрату, в отличие от последнего, носил не светский, а религиозный характер.

Итальянский гуманизм – это светские дискуссии в поисках синтеза античности и христианства; Северный Ренессанс светского характера не знал, оттого столь трагичны биографии гуманистов. Они были вовлечены в религиозную полемику и сами становились проповедниками, причем часто – помимо желания; были одиночками, а мечтали об общем плане развития человечества.

Эразм переводит заново Священное Писание, редактируя так называемую Вульгату, перевод святого Иеронима, который считался каноническим. Эразм редактирует латинский текст и издает текст Евангелия на греческом, что вызывает негодование всех. На этот труд у него уходит двенадцать лет, и, по его собственным словам, редакция перевода Иеронима стоила ему бо́льших усилий, чем Иерониму написание. Смысл поступка в том, что, согласно Эразму, национальные трактовки изначально неточного латинского перевода Иеронима усугубляют первоначальные неточности. Хотите следовать подлинной мысли Спасителя, а не католической догме? Извольте. Но тогда и впрямь обращайтесь к оригиналу. И Эразм учит греческий и иврит. Вы считаете себя христианами на основании культивируемого невежества нации? Это в вашем представлении и есть факт?