Однако данное ограниченное представление о христианстве далеко от еретического или схизматического, оно тесно связано с католической ортодоксией, насколько мы можем судить из намеков и образов. Ерма был тесно связан с римской общиной (при Клименте или Пии), для него характерны возвышенные представления о «святой церкви», как он называет Церковь вселенскую. Он представляет ее как первое творение Бога, для которого был сотворен мир, — древнее и молодеющее; однако он отличает идеальную церковь от реальной и представляет последнюю как развращенную. Возможно, это понятие он отчасти почерпнул из Послания к ефесянам, единственного произведения Павла, с которым он, похоже, был знаком. Он требует водного крещения, как необходимого для спасения даже для благочестивых иудеев прежней диспенсации, которые получили его от апостолов в гадесе[1328]. Он не упоминает евхаристии, но это случайность. Вся книга основана на идее исключительности церкви, вне которой нет спасения. Она завершается характерным увещеванием ангела: «Делай добрые дела, ты, получивший земные благословения от Господа, чтобы строительство башни (церкви) не закончилось, пока ты медлишь; ибо строительство здания прервалось из–за тебя. Если же ты не поспешишь делать добро, башня будет закончена, а ты будешь исключен».

Существенная часть богословия Ермы взята из иудейских апокалиптических произведений Псевдо–Еноха, Псевдо–Ездры и утерянной книги Елдада и Медада[1329]. Так происходит и с учением об ангелах. Ерма учит, что сначала были сотворены шесть ангелов, которые руководили строительством церкви. Михаил, их глава, пишет закон в сердцах верующих; ангел покаяния охраняет кающихся от нового впадения во грех и старается вернуть отпавших. Двенадцать добрых духов, которые носят имена христианских добродетелей и описываются Ермой в образе дев, ведут верующего в царство небесное; двенадцать нечистых духов, каждый из которых носит имя какого–нибудь греха, мешают ему. У каждого человека есть свой добрый и злой гений. Даже у рептилий и других животных есть свои ангелы. Последнюю идею Иероним справедливо осуждает как нелепую.

Было бы заблуждением судить о Ерме исходя из апостольского конфликта между иудейским и языческим христианством[1330]. Этот конфликт был исчерпан. В евангелии Иоанна и его посланиях нет ни следа подобного конфликта. Климент Римский упоминает имена Петра и Павла как нераздельно связанные. Два типа обращенных слились в одну церковную семью и сотрудничали как члены одной организации, но идеи апостолов были поняты еще очень несовершенно, особенно Павлово евангелие свободы. Иудейские и языческие особенности проявились снова (или, точнее, никогда не исчезали), оказывая соответствующее воздействие в направлении к добру или ко злу. Поэтому через всю историю католицизма проходит как законническая, или иудействующая тенденция, так и тенденция евангельская, или павловская; последняя преобладала в Реформации и породила протестантизм. Ерма стоял ближе всего к Иакову и дальше всего от Павла; его друг Климент Римский — ближе всего к Павлу и дальше всего от Иакова; но ни у одного, ни у другого никоим образом не упоминается враждебный конфликт между апостолами.

IV. Отношения с Писанием. Ерма единственный из апостольских отцов церкви воздерживается от цитирования ветхозаветного Писания и слов нашего Господа. Это отсутствие цитат отчасти объясняется пророческим характером «Пастыря», ибо пророчество само гарантирует свою истинность и говорит, опираясь на Божественный авторитет. Из текста, однако, видно, что автор был знаком с несколькими книгами Нового Завета, особенно с Евангелием от Марка, Посланием Иакова и Посланием к ефесянам. Имя Павла не упоминается, как и имена других апостолов. Поэтому неверно было бы предполагать на основании отсутствия имени, что автор был настроен против Павла. У Иустина Мученика также не упоминается это имя, но видно, что он был знаком с произведениями Павла[1331].

V. Отношения с монтанизмом. Ерма разделяет с монтанистами высокую оценку пророческого дара и строгость в отношении к дисциплине, но монтанизм появился полвека спустя без какой бы то ни было исторической связи с данным произведением. Более того, ревностно относясь к дисциплине, Ерма не впадает в схизматические крайности. Он считает, что отпущение грехов после крещения трудно, но возможно; видит в безбрачии сверхдолжное доброе дело и, похоже, сожалеет о своем собственном несчастном браке, но допускает повторный брак так же, как и повторное покаяние, — по крайней мере, до возвращения Господа, которого он, как и Варнава, ожидал в ближайшее время. Поэтому Тертуллиан, будучи монтанистом, осуждал Ерму.

VI. Автор и время написания. Существует пять возможных мнений, а) Автор был другом Павла, которого последний приветствует в Рим. 16:14, в 58 г. Это самое древнее мнение, которое лучше всего объясняет авторитет данного произведения[1332], б) Современник Климента, пресвитер–епископ из Рима, 92 — 101 г. Основано на свидетельстве самой книги[1333], в) Брат римского епископа Пия (140 г.). Так утверждает (170 г.) неизвестный автор во фрагменте канона Муратори[1334]. Возможно, он путает старшего и младшего Ерму с переводчиком на латинский, г) Эта книга — произведение двух или трех авторов, которое было начато при Траяне, до 112 г., и закончено братом Пия в 140 г.[1335] д) Ерма — вымышленное имя, чтобы придать «Пастырю» апостольский авторитет, е) Вряд ли стоит упоминания утверждение эфиопского перевода о том, что «Пастырь» был написан апостолом Павлом под именем Ермы (Гермеса), которым называли его жители Листры.