– Знаю, – сказал Хедли. – Я тоже снаружи.

– Мы прожили вместе около месяца. Вряд ли кто-нибудь знал: Гоулды уж точно не знали. Я никогда не ездила с ним слишком далеко… Жила у себя на квартире. Он переехал туда, и это стало местом его жительства. Я открыла ему двери, и он свободно вошел… так же, как вошел ко мне, когда я открылась ему сама. Он просто вошел и взял… Взял точно так же, как отдает. Словно ребенок. Доверчиво протянув руку. А затем, когда его радушно примут, он уходит. Но… – Марша усмехнулась. – Вы же видели, как он ест? Прием пищи для него ничего не значит: он просто засовывает еду между зубами и пережевывает, будто машина. То же самое с любыми физическими проявлениями… он проделывает это, доводит до завершения, и дело с концом. Но это никогда его по-настоящему не увлекает, не затрагивает и не проникает внутрь.

– Он не против секса? – поинтересовался Хедли.

– Между нами почти не было сексуальных отношений, – Марша готова была говорить об этом открыто, почти буднично. Хедли ранил ее до глубины души: видимо дальше идти было некуда, и терять больше нечего. Так она, видимо, думала. – Первый раз, – сказала Марша, – мы сделали это тогда, а затем еще пару раз – от случая к случаю. Забыла, сколько. Он приходил на квартиру, мылся, переодевался, раскладывал свою работу на столе и трудился. А затем приходил ко мне в постель, вот и все. Потом он шел спать. Я смутно все помню… – Она безрадостно покачала головой. – Наверное, он считал, что я думаю то же самое, что для меня это точно так же несущественно. Но мне хотелось, чтобы это имело больше значения.

– Для женщин это всегда очень важно, – сказал Хедли.

– Полагаю, он был прав, – продолжила Марша, сурово проигнорировав его слова. – Я старалась думать так же: я понимала, что неправа. Я чересчур это идеализировала, как и все остальные. Но так же, как вы, я не могла от этого избавиться. Это было неотъемлемой моей частью: я родилась здесь, и меня воспитал этот мир. Мне хотелось идти за Тедом и смотреть на вещи его глазами, но я не могу, – она веско добавила: – Он слишком хороший, Стюарт. Я терпела это, пока могла, но потом порвала с ним. Это было сущим адом, ведь он такой добрый. Просто отпустил меня и не стал ничего требовать. Будь он проклят, – Марша подняла глаза. – И будьте прокляты вы. Вы тоже в этом виноваты.

– Только не надо грешить на меня.

– Нет, надо. В ту ночь, когда вы это сказали… когда вы назвали его ниггером. Я не смогла этого вынести, потому что это была правда. Он и впрямь негр: я не могу об этом забыть, да и вы тоже.

– Я ведь уже извинился! – сердито сказал Хедли.

– Слишком поздно. Именно это я и хочу сказать… мы оба не подходим. Мы оба не ровня ему – недостойны его. Разве не так? Когда вы сказали то слово и когда я отреагировала, я поняла, что мы не можем находиться рядом с ним.

Хедли неохотно кивнул.

– Ну и ладно.

– Это правда? – настаивала она.

– Да.

Марша продолжила:

– Значит, мы с вами в одной упряжке, Стюарт Хедли. Я поехала обратно в Сан-Франциско, зная, что у нас с Тедом все кончено. Он вынуждает меня стыдиться самой себя, но в то же время я чувствую беспокойство и неудовлетворенность. Та жизнь, к которой я стремлюсь, она какая-то уродливая… С ним я никогда не буду так жить. Точнее, она не уродливая – даже не знаю, как ее назвать. Когда я увидела вас, то поняла, что вы – мой тип: я осознала, что смогу понять вас и ваш образ жизни. К тому же вы очень привлекательны. Я всегда обожала тип приятных скандинавских блондинов. Вы притягивали меня физически с самого начала, – Марша нервно рассмеялась. – Так что, как видите, в нашем разрыве виноваты вы сами. Вы ответственны за это… так же, как я ответственна за вашу исковерканную жизнь.

– Вы бы все равно его бросили, – сказал Хедли.

– Разумеется. Но не сразу – не так скоро.

– Сколько у вас было до этого мужчин?

– Мне тридцать два, – ответила Марша. – Вы видели двух моих детей: еще у меня дочь в Орегоне, учится в частной школе. Ей четырнадцать. Вас это шокирует? Я только что окончила среднюю школу – мне было восемнадцать – и жила в Денвере. Сельская девушка со Среднего Запада. Я мечтала работать журналистом в газете. Шарлотта – моя первая дочь – родилась в 1936-м.

– Боже, мне было всего десять лет.

– Ее отец был замечательным человеком, молодым инженером. Дон Фрейзьер погиб на Второй мировой. Вам будет интересно узнать, что позже мы поженились – в 1940-м, как раз перед войной. Во время войны их было много: я потеряла счет. Некоторое время я жила в Англии: служила в Женском вспомогательном корпусе – меня прикомандировали к Министерству военной информации. Там я познакомилась с Освальдом Мосли. Тогда-то, собственно, и сформировались мои политические убеждения. Я разочаровалась в войне… Слишком многого насмотрелась.

Хедли с любопытством спросил:

– В данный момент вы являетесь чьей-то законной женой? Вы снова вышли замуж?

– Эта часть моей биографии вам известна. Я вышла за армейского майора, пока находилась в Англии. Тимми и Пэт – его дети.

– Вы по-прежнему замужем за ним?

– Да.

Хедли грустно задумался.

– Не знаю, верить вам или нет.

– Это правда, – Марша хладнокровно выпустила в него клуб дыма. – Но это не важно: я не знаю, где он: наверное, живет с кем-нибудь в Нью-Йорке. Последний раз я его видела с богатой светской дамой – он добьется успеха, уж в этом я не сомневаюсь.

Она не стала продолжать, а Хедли нечего было добавить. Немного спустя он потянулся назад и снова открыл дверцу машины.

– Куда вы? – быстро спросила Марша.

– Домой, конечно. Я голоден. Хочу поужинать.

Не сводя с него серых глаз, Марша сказала:

– Вы и впрямь не можете меня простить? Намерены мучить меня за то, что я не переспала с вами в ту ночь?

Ему незачем было отвечать: все и так ясно. Но это еще не все.

– Я верю вам, – сказал Хедли вслух, – когда вы говорите, что не могли этого сделать. Верю, что вам хотелось, но вы не смогли довести это до конца.

– Так зачем же меня мучить?

– Затем, что я сам мучаюсь, – простодушно сказал Хедли. – Я хочу, чтобы вы разделили мои страдания.

– Не уходите, – возбужденно сказала Марша, потянувшись и дотронувшись до его руки. – Останьтесь со мной. Я сделаю все, чего вы хотите: я не ставлю никаких условий. Я свободна, мы окончательно разошлись. Вчера мы виделись с Тедом в последний раз. Все не так, как раньше: теперь все иначе.

– Ясно, – задумчиво произнес Хедли. – Другими словами, вы решили, что хотите переспать?

Взгляд женщины погас. От удара она сжалась в комок, в серых глазах стояли слезы.

– Ну же? – сказал Хедли. – Да или нет?

Она безмолвно кивнула, не проронив ни слова.